Послезавтра они с Роджером и детьми полетят в Калифорнию к родителям на сороковую годовщину свадьбы. Сестры тоже приедут вместе с семьями. Поскорее бы наступило послезавтра! Так хочется снова увидеть домик с остроконечными башенками на Агва-Фриа-Пойнт – там почти ничего не изменилось с тех пор, как Дафна уехала учиться в колледж. Годы шелестят, как пожелтевшие страницы книг на полках в отцовском кабинете, а в памяти по-прежнему царит бесконечное лето с купальными халатами, облупившимся носом и галлонами домашнего лимонада.
Как будто издалека до нее донесся голос помощника менеджера:
– Вряд ли кто-нибудь еще подойдет… вам придется рассчитывать на тех, кто сидит в зале.
Дафна кивнула. Да, ее чтения посещают всегда одни и те же категории слушателей: пенсионеры, готовые принять участие в бесплатном мероприятии; какой-нибудь длинноволосый аспирант, считающий своим священным долгом поддержать романистку-неудачницу; несколько будущих писателей, лелеющих надежду на признание и славу. И иногда, как жемчужина в илистой трясине, – случайная поклонница: «Мисс Сигрейв, я прочитала все ваши книги. Рада познакомиться с вами».
На ее выступлениях редко собиралось больше дюжины человек. Видно, она из тех авторов, чьи произведения неизменно получают хорошие отзывы в прессе, но никогда не становятся бестселлерами. Истории Дафны о семейных неурядицах, тоске и безысходности, скрывающейся за внешне благополучным фасадом, продавались довольно плохо, что давало издателю право отказать ей в очередном контракте.
В такие моменты Дафна с радостью отдала бы свой скромный гонорар, лишь бы заполучить еще хоть одного слушателя. Пусть это будет, к примеру, одинокий вдовец, пришедший скоротать вечерок, или неисправимый оптимист, которого дома ждут пачки уведомлений об отказе, или покупатель, уставший от беготни по магазинам. Словом, кто-нибудь.
В крайнем случае ее собственный супруг.
Но Роджер уже направился к биографическому отделу. Дафна смотрела ему вслед – он шел слегка вразвалочку, как все крупные мужчины, словно был уверен, что ему непременно уступят дорогу. «Не смей, – мысленно заклинала она его. – Не смей бросать меня в такую минуту!»
Дафна нагнала его в проходе между стойками с компьютерными руководствами, пестрящими красочными названиями. Роджер улыбнулся ей скорее снисходительно, чем ободряюще, и щеки Дафны вспыхнули.
– Не волнуйся, ты справишься, – заверил ее муж.
– Как ты можешь так говорить? Ты ведь не посторонний! Роджер, я не справлюсь одна!
Он укоризненно покачал головой. Дафна познакомилась с Роджером в колледже – он помогал ей разбираться в дебрях логики. Роджер был старше ее всего на несколько лет и тем не менее уже тогда усвоил особый менторский тон – для полного сходства с пожилым профессором не хватало только трубки во рту и кожаных заплаток на локтях пиджака. Порой после отчаянных попыток втолковать Дафне то, что казалось Роджеру очевидным, выдержка изменяла ему, и он срывался на крик: «Ну как ты не понимаешь! Если А и В не существуют, то С тоже не существует!»
Что же в характере мужа привлекало ее? Как ни странно, именно его предсказуемость, которая теперь так раздражала Дафну. После Джонни в сердце не осталось ничего, кроме всепоглощающей боли. Дни набегали друг на друга, как волны в необъятном океане. Роджер стал для Дафны якорем. Его присутствие не давало горьким воспоминаниям захлестнуть ее.
Джонни…
Этот образ со временем померк, как пожелтевшая фотография. Осталась только пестрая мозаика из обрывочных воспоминаний. Слабый запах его любимых сигарет «Уинстон». Нагловатая ухмылка (он улыбался так, чтобы скрыть кривые передние зубы). Грубый циничный смех, узкие джинсы (и это когда стильной считалась мешковатая одежда), байкерские сапоги и армейская куртка, доставшаяся ему от погибшего старшего брата, – все это как-то не вязалось с семнадцатилетним юнцом.
Вздохнув, Дафна постаралась отогнать воспоминания и вернуться к настоящему. Нет, Роджер вовсе не сухарь. Он всегда поддерживал ее в трудную минуту. Да и сегодня пожертвовал покером ради выступления жены и привез ее сюда, в Порт-Честер, под проливным дождем.
– В прошлый раз пришли шестеро, и все остались довольны, – напомнил Роджер с возмутительной точностью. – Да к тому же я никуда не денусь. Если я понадоблюсь – позови. Я рядом.
Дафна бросила испуганный взгляд на пустые стулья, которые Леонард ставил теперь вдоль стены. Он явно не спешил. Дафна в отчаянии уцепилась за рукав Роджера.
– Посиди со мной! Всего несколько минут, пока не появится еще хоть кто-нибудь. О большем я и не прошу.
Он снисходительно похлопал ее по руке.
– Обещаю быть в пределах видимости. Даже в туалет не отлучусь.
– Да я не о тебе беспокоюсь. – Дафна, стиснула руку мужа с такой силой, что он поморщился. – Я же буду выглядеть полной идиоткой!
– Неправда, ты никогда не будешь выглядеть глупо.
– Легко тебе говорить.
Широкое лицо Роджера выражало раздражение.
– Послушай, Дафна, ты серьезная писательница, а не какая-то дешевая сенсация. Никто и не ожидает, что поклонники будут бегать за тобой толпами.
– Роджер, я говорю не о толпе. Пришел бы хоть один дружелюбно настроенный слушатель – и я была бы счастлива.
Дафна ненавидела себя за свой униженно-молящий тон – так трехлетняя Дженни упрашивала Дафну проводить ее до дверей детского сада и дальше, до самой комнаты.
Роджер задумчиво потер переносицу.
– В этом-то все и дело, – терпеливо пояснил он. – Зачем тебе поддержка случайного посетителя? Ты просто не уверена в собственных силах.
Дафне вновь почудилось, что она слышит голос отца: «Встань прямо, расправь плечи! Не сутулься». Она помнила его неизменно подтянутым, строгим, красивым – голубые глаза сверкали, как лезвие скальпеля, которым отец препарировал трупы. Никто не смел противиться его железной воле, никто не смел ослушаться отца. Дафна понимала, что он, как теперь и Роджер, говорил так ради ее же блага, но тогда, в свои неполные четырнадцать, она страшно стыдилась своей плоской груди и пластинки на зубах, поэтому меньше всего хотела быть замеченной. И сейчас, спустя двадцать с лишним лет, Дафна снова внутренне сжалась, словно железные отцовские пальцы уперлись ей между лопаток, выпрямляя ее осанку.
«Роджер прав, – твердила она себе. – Чего мне бояться? Я известная писательница, образцовая жена и мать. Мне тридцать девять, а мужчины вдвое моложе по-прежнему провожают меня восхищенными взглядами. Между тем я не сижу на диетах, не крашу волосы…» По правде сказать, ее курчавая каштановая грива не требовала никаких искусственных ухищрений. Дафна провела рукой по волосам. Надо взять себя в руки и попытаться с честью выйти из этого затруднительного положения.
