— Но только не из-за денег! Вспомни, когда они познакомились, он, сын скромного сельского доктора из Девона, был на вершине славы. Ему дали бы любую роль, какую только захотел, в Лондоне или Нью-Йорке. А она была красавицей и казалась такой недоступной. Бабушка и Мейсон Уэллес держали Кэтрин в этой огромной квартире на Пятой авеню. Джосс увидел ее на вечере в "Сент-Реджисе" и, как рыцарь в старину, убедил ее убежать с ним и стать его женой. Я думаю, они были безумно влюблены друг в друга. Бабушка считала, что он должен бросить все это…
— Театр?
— Театр, постоянные путешествия, прессу, толпы поклонниц. Она всегда это ненавидела. Она не хотела, чтобы ее дочь была замужем за актером.
— Именно поэтому она отказывалась даже говорить с твоей матерью, когда та убежала с Джоссом. Да, нам всем тогда было трудно. — Джон задумчиво улыбнулся, выражение его лица противоречило его словам.
— Вероятно, бабушка поступала так согласно своему воспитанию. Она никогда не забывала, что в первую очередь она Уэллес, и приходила в ярость оттого, что Джосс отказывался оставить сцену. Даже позднее она терпеть не могла все эти пересуды о его любовных похождениях.
— А, женщины… — вздохнул Джон. — Слава Богу, он всегда был благоразумным. Он просто любил женщин, и женщины любили его.
— Он никогда не обсуждал со мной свои романы, но и не отрицал, что они были. Джосс всегда был полон энергии, — голос Даны дрогнул. — Как бы там ни было, он всегда так хорошо ко мне относился…
Подъезжая к повороту, Дана снизила скорость и вгляделась в белый с зеленым указатель с надписью: "Поплар-Джанкшен — 15 миль". Потом свернула на обочину и остановила машину. Слегка приоткрыв окно, женщина потянулась, чтобы снять напряжение. Холодный осенний ветер дул навстречу, и, глубоко вздохнув, Дана улыбнулась, закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья.
Воспоминания о прошлом не давали покоя. Джосс в больнице с сердечным приступом, его обычно живое лицо стало бледным от страха; черный потрепанный портфель с бумагами, которые она никогда не должна была увидеть; сухой голос бостонского адвоката, неохотно соглашающегося с ней; письмо, аккуратно написанное на простой белой бумаге, приглашающее ее на ферму в Поплар-Джанкшен; отсрочка поездки на неделю, пока сердце Джосса билось все медленнее и медленнее, затем остановилось навсегда; кошмар, который она испытала на его похоронах; толпы поклонников; шумиха, поднятая прессой; чувство оцепенения, которое не мог разогнать даже маленький Уэллес, которого она подержала на руках перед тем, как сесть в такси, чтобы начать путешествие в Нью-Йорк, а затем и в Поплар-Джанкшен.
Она опять выехала на дорогу, повернула по направлению, указанному стрелкой, и проехала маленькую деревушку с аккуратно покрашенными деревянными домиками. Самым большим зданием здесь был красный двухэтажный сельский магазин. Проехав по узкому железному мосту, соединившему каменистые берега реки, она миновала одинокое кладбище с полуразрушенными надгробиями, окруженное черным забором-решеткой в викторианском стиле, со словами "Поплар-Джанкшен" над воротами. Взглянув на адрес на конверте, притормозила машину возле аккуратного небольшого указателя: ферма "Фримонт" Она глубоко вздохнула и повернула направо на узкую, покрытую щебенкой дорожку, окаймленную рядами яблонь, простиравшихся до самого горизонта. Огромные высокие ели окружали маленький домик с белой кровлей. За домом был большой амбар с возвышавшейся над ним силосной башней. По дорожке, ведущей к дому, мчался черно-белый сеттер, яростно лая. Дана вела машину медленно, собака перестала лаять и дружелюбно побежала следом, пока Дана не подъехала к дому и не заглушила мотор. Ни минуты не раздумывая, она вышла из машины, решительно захлопнула дверцу, запахнула шубу на своей стройной фигурке и стала разглядывать дом. Сердце забилось часто-часто, и она даже оперлась о машину, набираясь сил. Перед ней было двухэтажное здание со свежевыкрашенной белой кровлей, с черными ставнями с вырезанной буквой Ф на каждом и красивой двойной ярко-красной дверью, украшенной колосками маиса. Рядом с дверью висела небольшая медная дощечка с надписью "Натаниэл Фримонт и его жена Джеруш" Дана подошла поближе и постучала, изучая дощечку, словно та могла что-нибудь рассказать о нынешних обитателях дома. Дверь открылась, и Дана увидела женщину примерно ее роста. Из холла лился мягкий свет. С минуту обе молча изучали друг друга.
— А, вот и ты, дорогая. — Маргарет Сомерсет-Уэллес сидела за письменным столом, лучи ноябрьского солнца, падающие из высокого окна, выходящего на Пятую авеню, освещали ее точеный профиль. Зачесанные назад седые волосы были пострижены по последней моде, строгость английского твидового костюма немного смягчалась пеной старинного белого кружева на воротнике, на безымянном пальце сиял большой изумруд. Это было утро первого бала ее внучки в "Сент-Реджисе". В одной руке Маргарет держала ручку, в другой пачку бумаг, она сосредоточилась, и небольшая морщинка пролегла через лоб. Она оценивающе посмотрела на свою восемнадцатилетнюю внучку, и едва заметная улыбка смягчила обычно строгое лицо.
— Эта юбка слишком коротка. Слава Богу, у тебя замечательные ноги, большинству девушек эти ужасно короткие юбки просто не идут.
— Доброе утро, бабушка. — Дана быстро подошла к столу и поцеловала бабушку в лоб — Джилли сказала, ты хочешь меня видеть.
— Ты выглядишь уставшей. Вчера поздно вернулась?
— Мы зашли в Даблс по пути домой, было не слишком поздно. Я думала, Вудс и Бейтс будут там, но они не пришли. Впрочем, ничего страшного, мы сегодня обедаем вместе.
— Нет, ты нужна здесь. К обеду вернется твой отец, ждем также дядю Крейга и тетю Молли. А еще я хочу, чтобы ты отдохнула сегодня днем. Альберт придет делать нам прически ровно в четыре.
— Боже мой, неужели это обязательно? — Дана села на обитую шелком кушетку и сбросила подушки на пол. Она сняла вельветовую ленту и заправила свои длинные прямые волосы за уши, они рассыпались золотистым водопадом по плечам. Кашемировый свитер кремового цвета гармонировал с короткой бежевой шерстяной юбкой, в ушах были массивные золотые серьги в виде колец. — Я не видела Пэг и Нэн целую вечность! Ты вполне сможешь развлечь своих гостей без меня.
— Пожалуйста, дорогая, — голос Маргарет стал строгим, — не бросайся вот так на кушетку, это плохо для осанки. Сиди ровно, выпрями плечи и перестань говорить "Боже мой".
— Если я перестану, можно мне пообедать с друзьями? — попыталась подольститься Дана.
— Нет. Это родственники твоего отца, и они приехали из Лондона только для того, чтобы попасть на твой праздник. Будет невежливо, если ты не придешь.
