Возможно, именно эта временная потеря моей эмоциональной защиты и позволила произойти тому, что приключилось дальше. Потому что прежде, чем я успела спрятаться за надежным прикрытием своей дурной славы, передо мной появилась она, глядя на меня таким взглядом, каким на меня никто никогда не смотрел. И впервые за долгие, бессчетные годы, я ощутила чувство, которое, как я думала, было похоронено навсегда.
Страх.
На меня и прежде смотрели с желанием в глазах, со страстью, со страхом и ненавистью; смотрели те, кто нуждался в помощи, и те, кто стремился завладеть мной, те, кого привлекала моя внешняя красота, и те, кто хотел использовать мою внутреннюю тьму.
Но никогда и никто прежде не смотрел на меня так, как будто мог видеть все, чем я была внутри и снаружи, на поверхности и в самой-самой глубине, там, где обитали мои демоны, там, где словно пыль на безлюдной пустоши, рассыпались обгоревшие останки моих надежд и мечтаний.
Одним только взглядом эти глаза, невинные, как у ребенка, с легкостью предъявили права на мою душу, превращая в посмешище всю ту неприступность, обладание которой я так старательно изображала.
Моей первой реакцией был гнев. Да как она посмела прилюдно сорвать с меня все защиты и оставить совсем беспомощной, словно младенец на руках? Как посмела отважиться заглянуть за столь тщательно выстроенные мной барьеры, сквозь тьму внутри меня, и узреть искорку света, настолько скрытую, что о ней не знала даже я сама?
Как посмела она это сделать?
Со мной!
Моей второй реакцией было отрицание. Отрицание того, что только что произошло нечто судьбоносное. Нет, сказала я себе, это просто была игра света, случайное совпадение, так бывает время от времени, бессмыслица, как и вся моя жизнь, которую мне осталось здесь прожить. Я была такой, какой была, и если эта маленькая бедная девочка вдруг подумала, что она узрела то, чего во мне отродясь не было — что ж, ладно, тогда она очень скоро на своей шкуре почувствует, что такое фантазии и к каким разрушениям они могут привести.
Она протянула руку, чтобы коснуться меня, и я не знаю, что могло произойти, если бы ей это удалось. Но охранник оттолкнул ее, прервав контакт наших глаз, и это позволило мне вновь обрести свою невозмутимость.
А ведь она была красоткой — молоденькой, с округлым телом, которое так и просилось в руки. Мои губы сложились в ухмылку, пытаясь свести на нет все то, что вроде как промелькнуло между нами. Я едва заметно подмигнула ей, отвернулась и продолжила подниматься по лестнице, так и не уразумев — осознание пришло намного позже — что с этого самого момента моя душа осталась в ее руках.
Но это было давно, в прошлом, а сейчас у нас настоящее, и события промелькнувших лет тщательно записаны ручкой и карандашом в многочисленных блокнотах, которые до сих пор остаются с нами, даже здесь, в этом раю, который мы обрели.
Но даже рай, наш столь прекрасный рай, есть лишь жалкое подобие тому, что я увидела в ее глазах тем теплым летним днем много лет назад. Рай, который я пыталась отрицать, и перед которым не смогла устоять.
Скажу больше — она вросла в меня, словно дерево, и корни ее переплелись с моими так, что теперь кажется, будто мы уже не два существа, а одно.
А сейчас она все еще спит, и лунный свет ласкает и целует ее волосы. Я сделаю так же, когда снова лягу рядом с ней, и буду нашептывать ей, спящей, на ушко все то, что она значит для меня.
Она всегда будет моим светом.
Моей любовью.
Моей надеждой.
Моим Ангелом.
И это написала я, Айс.
