– Но почему это так важно? Это же просто картины?
Томас смотрит на меня.
– Это символ богатства и силы, который потеряли. А Караваджо – один из величайших художников всех времён, его работы нельзя называть просто картиной. Она принадлежала Петру Великому. Она бесценна, единственная в своём роде. Почему она нужна нам? Позорное пятно на фамилии Петровичей, что она в чужих руках. И теперь, как никогда раньше, мы должны показать нашим врагам, что мы сильны.
– Значит, вы хотите картину, но почему она, как тест на верность? Разве я не доказывал свою преданность снова и снова?
Я расправил руки, покрытые шрамами, будто они и есть доказательство моей верности.
– Караваджо был утерян много лет назад. Многие из нас пытались его найти, но безуспешно, – признаётся Томас. – Если ты найдёшь её, то покажешь себя хитрым и находчивым человеком, который ничего не боится. Восстановишь гордость братства и покажешь себя ценным лидером.
Я сдерживаю отвращение, накатившее изнутри, и сжимаю губы. Лидер не бегает по миру в поисках картины. Лидер должен вывести наши активы из опасных и рискованных предприятий в более стабильные. Лидер должен порождать верность, предоставлять участникам братства возможность кормить свои семьи и защищать близких.
Эта охота из укрытия, невозможная задача призвана заставить меня потерпеть неудачу и показать себя слабаком среди тех, кто поддерживает меня. Или ещё хуже, в моё отсутствие они уничтожат тех, кто представляет угрозу. Моё убийство вызвало бы восстание.
Но речь идёт не о картине. Это наказание, месть и возмездие. Но я на шаг впереди их. Я догадывался, что они предложат мне это задание. Они думают, что долго провожусь, потрачу на это целые месяцы. Я буду рад доказать им, как сильно они ошибаются.
Томас откидывается на спинку стула и осматривает всех сидящих вокруг стола. Он долгое время был членом братства. Они уважают его голос.
– Принеси нам Мадонну, и Братва станет твоей.
Улыбнувшись, я поднимаю ладони в жесте согласия.
– Тогда, это сделано.
Я не так уж и лукавил, и через два часа уже сидел за одним столом с Иваном Грозным. Иван Достонеев – лидер организации «Достонеевская Братва», расположенной в Санкт-Петербурге. Достонеевы считают себя потомками наперсников царей. Возможно, так и есть, но все мы преступники. Мы купаемся в крови наших врагов и проливаем кровь нашей молодёжи.
– Я слышал у Братвы Петровича проблемы, мой друг, – говорит он, как бы случайно.
Иван обладал властью, не потому что был умён, а потому, что он был человеком слова. Это редкость в нашей среде. Люди доверяют ему и боятся его. Он торгует покровительством. И вы не знаете, когда потребуется его покровительство, но когда придёт время, вам придётся послушать призыв и оплатить ужасные последствия.
Я должен ему услугу и знал, что пришло время платить, когда увидел его имя на экране своего телефона. Пора платить по счётам.
– Когда происходят изменения в руководстве, многие связи расстраиваются. Но всё изменится, – отвечаю я.
– Мои люди говорят, что совет бросил тебе вызов. Справишься, и братство Петровича твоё.
Я стойко переношу его хвастовство о том, что он проник в нашу организацию.
– Мои люди говорят мне, что твой сын не хочет следовать по твоим стопам. Что тогда будет с Достонеевыми.
– Ха! Владимир молод. Он хочет пить и трахаться. Пусть развлекается.
Сделав глоток водки, жестом показывает мне, чтобы я сделал то же самое. И я делаю, опрокидывая стакан, и прозрачная жидкость скользит по моему языку и проникает в горло.
– Ну, хватит осторожности. Пятнадцать лет назад ты просил об услуге. Я оказал её. Теперь пришло время погасить долг.
– Конечно.
В конечном счёте, я хочу освободиться от своего долга. Я так долго размышлял над чем и когда меня попросят. Скоро неопределённость оставит меня.
– Я хочу, чтобы ты принёс мне Караваджо.
Его просьба поражает меня.
– Почему все так любят эту картину? – я действительно сбит с толку.
Он разводит руками, и почти каждый его палец украшают тяжёлые драгоценные перстни. Посадив на трон, его будет не отличить от старинного принца.
– Я всегда её хотел. Она висела во дворце Петра Великого и была написана по заказу Казимо Медичи3.
– И ты положил глаз на Петровичей.
Он усмехается.
– И это тоже.
– Нет, – категорически отказываюсь я. – Проси что-нибудь ещё.
– Мне больше ничего не нужно, – он разводит руками. – Ты знаешь, что они выводят тебя из себя. Эта картина для них ничего не стоит. Они хотят, чтобы ты покинул Москву, и удалить твоих молодых солдат, которые ещё пойдут за тобой. Старая гвардия так легко не сдастся.
Я бесстрастно смотрю на него. Старая гвардия вконец одряхлела. Их игры так очевидны, что даже посторонние понимают план.
– Не знал, что тебя интересует власть «Петровичей». Ты всегда говорил, что в Москве одни крестьяне.
В отвращении щёлкает пальцами.
– Мне не нужна твоя драгоценная Братва. Меня не интересует ваш бизнес. И, честно говоря, Вася, ты тоже. Пусть «Братва Петрович»а горит синим пламенем. Найди картину и верни её домой. Пятнадцать лет – слишком большой срок, чтобы наблюдать за твоей драгоценной сестрой. На что ты готов, чтобы твоя семья восстановилась?
Я борюсь со своим желанием обнажить зубы, перепрыгнуть через стол и душить его, пока боль не сотрёт его самодовольную улыбку.
– Знаю, они ожидают, что я провалюсь и пропаду на несколько месяцев, но когда вернусь с Караваджо, они не смогут отказать мне. Они сами вырыли себе могилы.
– Так, ты его нашёл? – он приподнимает бровь.
Я пожимаю плечами, но не отвечаю.
– Ну и ну. Я впечатлён, Вася. Жаль, что не я нашёл тебя много лет назад. Ты стал бы достойной частью Достонеевых. Тем не менее, я хочу картину. Тебе нужно найти способ принести мне картину и получить власть в Братве. Видишь ли, Вася, если ты не принесёшь мне картину, я призову твою сестру домой. Она станет именно тем, чего ты не хочешь, целью для всех твоих врагов. Однажды я помог спасти твою сестру. Также легко я могу помочь её убить. Делай выбор с умом.
***
– Они отправляют тебя в дурацкую командировку, – заявляет Игорёк, входя в мой офис.
Он останавливается рядом с единственным окном, которое выходит на грязную аллею и кирпичную стену соседнего здания. Игорёк – новобранец, он защищает брата и мать. Он волнуется, и не зря, что его или его близких подвергнут опасности, если я буду отсутствовать долгое время. Он не единственный, кто сегодня вторгся в моё святилище. Здесь ещё Алексей, боец, которого я тренировал ещё мальчиком.
– Только, если я не смогу вернуться с «Мадонной». Когда предоставлю им картину, они будут вынуждены поддержать меня. Я уберу Елену на какую-нибудь дачу на севере России, и мы выбросим всех, кто будет поддерживать старые порядки.
– Просто уберёшь её? – Игорёк приподнимает бровь.
– А что ещё мне с ней делать?
Я с удовольствием встречаю его вопрос, потому что одобрительно говорить вслух об убийстве Елены Петрович, было бы ошибкой во всех отношениях. Ей нужно умереть, но я не могу её убить, пока Братва не окажется под моим контролем.
– Мне пофиг, – он пожимает плечами в знак безразличия.
Конечно, ему не пофиг, иначе не стал бы предлагать. Мне тоже не всё равно, но сейчас не время и не место.
– Как только Братва будет принадлежать мне, мы поговорим о защите наших интересов.
– Хорошо. Итак, ты ищешь картину, которая была потеряна десятилетия назад? – Игорёк настроен скептически.
Алексей, которого я знаю гораздо дольше, менее осторожен.
– «Мадонна»? Святая мать Марии? Ты с ума сошёл? Неужели убийство Сергея заставило тебя потерять чёртов рассудок?
Алексей вскакивает с кресла и ходит по комнате в поисках чего бы сломать. Я убираю подальше вазу «Мейсен»4, входящую в набор, которую мы недавно обнаружили внутри набора дешёвых глиняных собак, вывозимых из Китая. Мелкая торговля антиквариатом оказалась более прибыльной, чем я ожидал. Мы начали её несколько лет назад, как часть моей программы по вытеснению доходов от продажи крокодилов и людей.
