Ульяна Соболева - Черные Вороны. Лабиринт

Наивный самоуверенный идиот. Кому нужны твои бабки?

— Ворон согласен.

— Даже так? Не хочешь у него спросить?

Я отрицательно качнул головой.

— Хорошо, а теперь в чем подвох, Зверь?

— А в чем подвох, Лёва? Ворон серьезные дела решает с серьезными людьми. Кидка здесь нет. Уровень не наш.

— А Ахмед? Что-то не поделили? Зачем задвинуть его хотите?

Я пожал плечами. Хоть одна умная мысль за весь диалог сегодня.

— Ну почему так неуважительно о господине Нармузинове? Он у нас Христофором Колумбом отработал. Теперь мы знаем, что это интересно, и рынок будет наш… с твоей помощью, разумеется.

— Отжать хотите?

— Это называется не «отжать», Лёва, а здоровая конкуренция. Ну так как? Интересно?

— Заманчиво, — Лёва потер квадратный подбородок, — ты че, в натуре сын Ворона?

— В натуре, Лёва, в натуре. Результаты ДНК сегодня показывать не буду, но ты мне на слово поверь.

— Гера, мать твою, убери ты пушку.

Вот теперь я смог расслабиться и, протянув руку к бокалу, сделал глоток, поставил на стол.

— Ладно, передай Ворону, что я подумаю. Ответ завтра будет.

— Нет, Лёва, мне ответ нужен максимум через час.

Я встал из-за стола.

— Кстати, место охрененное. Тыц-тыц-тыц, — я снова покачал головой в такт музыке, — а рок в живую не пробовал? Хотя, нет. У тебя не тот контингент. Не прокатит.

Прошел мимо Геры, который был на голову выше меня и в два раза больше. Я демонстративно подпрыгнул и покачал головой показывая ему большой палец кверху.

— Клоун, бл**ь, — пронеслось мне вдогонку.

— Не клоун — Зверь. Он тебе сердце голыми руками вырвет, Гера, и сожрет сырым. Спрячь ствол, задолбал, придурок. Иди… потрахайся и расслабься.

Я ухмыльнулся. Все же Лёва проинформирован мной неплохо — сломанное ребро и нос, видать, поднывают в плохую погоду.

Я подошел к бару, отыскивая взглядом троицу, которую провел сюда. Не мешало бы расслабиться. Полчаса на прицеле у обнюханного имбецила как-то не располагает к спокойствию. Но вместо них мне очень мило улыбалось какое-то чудо с белыми волосами, черной подводкой в пол лица и пухлыми губами. Вот слабость у меня, когда у них пухлый рот.

— Мы знакомы? — спросил я и подтолкнул к ней меню бара. Отрицательно качнула головой и облизнулась. О дааа, детка. Я точно знаю, чего хочу сейчас.

— Я о тебе наслышана, — вдруг сказала она и я усмехнулся. Пусть будет так.

— Поехали знакомиться, если наслышана и не страшно…

Через пару минут я уже вел ее в сторону выхода, сжимая упругие ягодицы:

— Так значит, любишь жестко трахаться? — шепнул ей на ухо, прикусывая мочку.

— Дааа.

Она кричала это «дааа», пока сосала мой член, в коротких перерывах, когда я давал ей продышаться и снова яростно долбился в этот рот, удерживая ее за затылок. И потом, заливаясь слезами, когда драл ее, нагнув над креслом в моем номере, намотав ее длинные волосы на кулак под конвульсивные сокращения ее плоти вокруг моего члена. Да, ей таки нравился жесткий трах, она кончала, как заведенная, а утром не взяла денег. Не люблю, когда они не берут, потом начинают названивать и требовать свиданий, но эта даже номер телефона не спросила. Кто-то платит за секс, чтобЫ получить сам секс, а я любил за него платить, чтоб не возникало сложностей. Дал денег — и мы в расчете, и все вопросы насчет продолжения отпадают.

Я врубил музыку на полную громкость и закурил, глядя в лобовое стекло. Наконец-то почти дома. Последние три года мотался туда-сюда. То в Питер, то вообще по Урюпинскам всяким. Ворон сказал завязывать там, здесь проблем хватает. Ахмед, сука, наехал на наших недавно, устроил маскарад в центре города. Попрессовали ребят, а некоторых менты загребли во время поножовщины.

Я подумал об отце, уверен, он сразу же обзвонил своих адвокатов, работающих на него уже годами. Пацанов выдернут, и довольно быстро. В этом отношении Сава придерживался одного правила — своих надо вытаскивать всегда. С любой передряги. За это его фанатично уважала братва. Впрочем, как и я сам, что так же не мешало мне сильно его ненавидеть. Три года назад наш разговор с Вороном состоялся сразу после похорон Лены. Ни днем раньше. Хотя у него был целый месяц и до этого поговорить со мной. Нет, я даже не ждал. Я давно не жду от людей ровным счетом ничего, кроме подлянки. Его молчание доказывало, что известие никоим образом не всколыхнуло в нем никаких чувств. Я не удивился. Но тогда уже отбросил планы о мести, и не из-за отца, а из-за Графа. Есть дружба, которая вырастает из ненависти, а наша была подпитана ненавистью к общему близкому врагу — родному отцу. Нас объединяло настолько много, что вся моя месть теряла смысл, когда я понимал, что в лице Андрея мщу сам себе. Нет — это не благородство. Это умение возвращать долги, и я был должен брату хотя бы за то, что тот два раза протянул мне руку, когда должен был всадить пулю промеж глаз.

Ворон вызвал меня к себе, когда я вернулся с больницы, где оставил Андрея у постели дочери. Сава лично позвонил и сказал, что ждет меня на ужин. Поразился его цинизму, точнее, не поразился, а скорее усмехнулся, понимая, насколько этот человек предан своим пустым идеалам. Хорошо, что на похороны пришел, я думал, его и там не будет. Не скажу, что горел желанием обсуждать с ним его отцовство. Не так я хотел, чтоб он узнал о моем существовании, но что сделано — то сделано, и мне было все же интересно посмотреть ему в глаза и понять, что он чувствует. Ведь он месяц обдумывал этот разговор. Сава ждал меня в этот раз не в кабинете, нам накрыли в просторной зале на двоих. От ужина я тогда отказался. В душе остался едкий пепел после всего, что произошло в последние дни. Он предложил мне присесть, но я так и остался стоять. Мы оба молчали. Я смотрел на него и думал о том, что много лет назад я бы сдох за возможность вот так поговорить с ним, а сейчас… сейчас, как говорится, уже нахрен не надо. Да и не о чем. Он мне никто и я ему…никто. Ворон первый нарушил молчание.

— Я не позвал тебя для того, чтобы бить себя в грудь, оправдываться и говорить, что сожалею о твоей матери, — он тоже не торопился садиться за стол, стоял напротив меня ужасно бледный, с ввалившимися глазами, но все такой же до тошноты высокомерный, — я даже не помню, как она выглядела. В моей жизни таких, как она, были сотни.

Я сжал челюсти, контролируя дикое желание съездить ему под дых.

— Ничего личного, Макс. Тогда я жил именно так. Какая-то девка, с которой я спал, пока скрывался от ментов, решила захомутать меня известием о беременности. Я дал денег и забыл о ее существовании. Я поступил бы так с любой другой.