— Хорошо, но яхта пришвартована не здесь, она стоит вместе с другими в нескольких километрах отсюда.
— Прекрасно. Тогда завтра Вы нам покажете дорогу?
— Вас отвезут, — Мария приветливо улыбается, — Обустроить вам там все? Имею в виду еду, напитки, аптечку? Или купити сами? И еще вопрос, Вы когда-нибудь управляли яхтой? Ходили на ней?
— Конечно, — папа улыбается женщине в ответ, — Поэтому, будьте добры, все организуйте.
— Хорошо, тогда завтра где-то в пять часов утра вы должны быть готовы, устраивает? Хотите позже?
— Пусть будет пять, не так жарко с самого утра.
Мария разворачивается, и забрав бедного парня, обливающегося потом, уходит из номера. Я же сразу прохожу вперед, переступая через чемоданы посреди гостиной. Руками развожу тонкую ткань тюля и выхожу на балкон. В лицо тут же бьет легкий и приятный летний ветерок с привкусом соленой воды, свежести, жары и самого лета. Он доносит аромат моря, которое сейчас сверкает ровной гладью под голубым небом и оранжевым солнцем.
— София, — мама почти сразу оказывается рядом. От этой женщины нигде не спрятаться. Смотрю на нее и понимаю, почему папа любит ее, кроме того что она просто красавица с длинным черными волосами, хоть и крашенными, в жизни не скажешь, что маме уже под пятьдесят. Утонченные черты лица, прямой нос и яркие зеленые глаза. Я похожа на нее, не полностью, но чертами точно. А так — у меня длинные белые крашенные волосы с красными кончиками, серые глаза, словно асфальт после дождя и веснушки. Ага, они самые.
Раздражающие, рассыпанные на носу и под глазами. Этими веснушками я пошла в папу. Хорошо, что хоть не фигурой, ведь папа такой себе черноволосый колобок, а мы с мамой стройные березки, — Доченька, давай разберем вещи по шкафам, а потом будем сидеть здесь на балконе и наслаждаться видом.
— Иду.
До вечера время проходит быстро, пока мы раскладываем вещи, обедаем в ресторане и спорим относительно спален. Мама хочет комнату, где белый смешан с фиолетовым, а папа ту, что выбрала я — чисто белую с серыми акцентами на деталях: одеяло на кровати, тюль, серые вазы, а на стене фотообои с ловцом снов черно-белого цвета. Третья вообще никого не интересует, потому что там нет того, без чего жара невыносима — кондиционера.
Только в шесть вечера мы выбираемся к морю, хотя до него нам очень близко. Я, не обращая внимания на крики родителей, бегу в воду. Она теплая, приятная и чистая настолько, что видно песчаное дно усеянное ракушками.
— София, — кричит мама, — Возьми круг!
— Наташа, дай ребенку насладиться…, — бубнит папа, — Круг… как будто ей двенадцать.
— Она не умеет плавать, Вов….
Дальше я их не слышу. Погружаюсь в воду с головой и проплываю несколько метров вперед. К сожалению, это мой максимум, долго плыть не могу, не умею и боюсь. Останавливаюсь и подставив лицо заходящему солнцу замираю, вслушиваясь в крик чаек, тихий плеск воды и голоса с берега. В такие моменты ты понимаешь, что единение с природой то, чего не хватает современному человеку. Хочется просто вот так стоять и не слышать людей. Отстраниться от них. От проблем. Волнений. Даже от мечтаний. Ты просто есть. Вот именно в этот момент — настоящая, искренняя, чистая, как никогда.
Глава 2
Утро следующего дня, точнее пять утра мы все успешно просыпаем. Оно и не удивительно, ведь вчера после пляжа, измученные дорогой и раскладыванием вещей, сразу отрубились, даже не поставив будильники. И судя по тому, что проснулись мы где-то в двенадцать, Мария достучаться до нас не смогла.
— София, — голос отца, его кашель, после сигарет, будит и меня и маму, — Наташа! Проспали яхту, черт побери, — слышу, как папа набирает номер и говорит, — Мария, да. Мы проспали, измученные были. Ага. Вечером? А кто выходит вечером в море на яхте? Так? Ладно, — мы с мамой уже потягиваясь смотрим на него и телефон в руках, ожидая, что скажет.
— Все сейчас заняты. Поедем к яхте вечером. Где-то в семь. Поэтому, сейчас у нас день валяния на пляже.
* * *
День действительно проходит на пляже. Мама валяется на шезлонге, а мы с папой на песочке, протянув ноги к морю, которое легкими волнами лижет ступни. На наше счастье и удовольствие пляж пустой. А еще на удивление. Сезон все-таки уже начался. Но папа говорит, что у этого отеля цены совсем не демократичные, поэтому так.
В шесть мы ужинаем, я хватаю легкую спортивную сумку куда складываю крем, спреи для волос, резинки, шпильки, нижнее белье, несколько сарафанов для фотосессии на яхте, и самое главное, кроме конечно очков и шляпки, купальники. У меня их много, все разные: цельные и раздельные, черные и голубые, даже розовый есть, с рисунками пальм, оборками, тонкими бретельками, кружевами. Несколько дней назад мы просто скупили весь магазин.
Далее мы садимся в автомобиль Марии, обычное рено семейного типа и проезжаем частные дома, территории, соревнуясь с электричкой кто быстрее под лучами красного солнца. Когда добираемся до пирса папа удовлетворенно осматривает яхты, две из которых нашего отеля. Хозяйка, Мария, ведущая нас к одной из белых яхт, рассказывает что-то папе об управлении, связи с берегом и остальном, о чем мне слушать совсем не интересно. Мы с мамой идем сзади, как вдруг понимаю, что кое-что забыла взять.
— Мам, — шепчу ей на ухо, — у меня закончились тампоны, ты брала?
— Что? Нет. София! — укоризненно, — Как о таком можно забыть в момент когда у тебя эти дни?
— Вот так, мама!
— Мария, извините, — мама подбегает к женщине и коротко, судя по жестикуляции рассказывает о моей ситуации. Потом возвращается ко мне и инструктирует где находится магазин, — София, давай я пойду с тобой, а то еще потеряешься?
— Мам, ты же мне все рассказала, для чего это?
Папа прощается в этот момент с Марией, оплачивая аренду яхты, и видя, как пытаюсь вырваться от мамы решительно идет к нам.
— Наташа, а ну отпусти Софию. Она взрослая. Солнышко мы подождем тебя на яхте, да?
— Да, — благодарно смотрю на папу и, вырвав руку из маминой, беру деньги из ее рук и иду по пирсу, глазами сканируя территорию. Мамина внимательность и опека — прекрасно, но я уже устала от нее, поэтому с нетерпением жду когда уеду в Киев учиться.
Пока нахожу магазин, покупаю влажные салфетки, на всякий случай, и три пачки тампонов, — тоже на всякий случай — солнце прячется за серые облака, довольно быстро и даже неожиданно заслонили голубой цвет неба. Возвращаясь к яхтам понимаю, что немного заблудилась, поэтому приходится спрашивать дорогу у людей, а они здесь редкость. На пирс выхожу только тогда, когда темень стоит вокруг: выколи глаз. Наверное нужно сказать папе, что ночью лучше не выходить в море, вдруг надвигается буря или что-то подобное? Да и темно уже, и страшно! Шагаю по бетонному пирсу всматриваясь в ряд белоснежных яхт, ища ту, где написано «Мария», вот только, как на зло, светит один фонарь и толку от него ноль. Прохожу туда-сюда, в надежде услышать звук голосов родителей, но вокруг так тихо, что я слышу только шум собственных шагов. Наконец, минут через десять моего блуждания слышу шум с одной яхты, поэтому иду к ней, прижимая к себе небольшую сумку. В другой руке держу небольшую спортивную сумку с одеждой проклиная саму себя, что не отдала ее папе.
Захожу по лестнице на яхту с которой раздавался шум, спускаюсь по лестнице вниз, и оказываюсь в помещении похожем к кафе: красные стены, деревянный стол, вокруг которого красный мягкий диван с разбросанными подушками и пледами. На стенах висят канаты, веревки и какие-то молоточки, сильно не приглядываюсь, да и не могу — здесь полумрак. Прохожу по узкому коридорчику и останавливаюсь в похожем похожем, хоть и без стола, помещении, но с несколькими дверями. Из одной слышен легкий женский смех, мужской шепот, а затем звуки очень похожи на то, когда у людей интимный момент. Я не то чтобы осуждаю маму и папу, они еще молодые и все такое, но разве трудно было подождать часок, чтобы придя, я не слушала вот это? Краснею и толкаю дверь напротив их каюты. Это тоже каюта: большая кровать, шкаф, собственная ванная комната, что очень здорово, стол журнальный, и окошко. Все обшито бархатной тканью, только зеленой, темной, как водоросли.
