— Иди первым, — говорю я ему. — Я подтянусь через некоторое время.
Он крепче сжимает мое плечо в последний раз, явно демонстрируя утешение, прежде чем отпустить меня и исчезнуть на другой стороне кладбища.
Джеймс, вероятно, нуждается в утешении Итана больше, чем я. Мой брат из тех, кто слишком много переживает, вроде как мои родители.
Я же, как наш дедушка. Дело не в том, что я ничего не чувствую, а в том, что мне трудно, даже невозможно, проявлять эти чувства.
С тех пор как компания отца начала испытывать трудности, я знал, что у меня нет выбора в том, чтобы быть тем, кто я есть. Возможно, я еще не закончил университет, но предложенные мной действия сработали лучше, чем то, что делал отец в течение многих лет.
Он может быть мягким, когда дело доходит до бизнеса, и это его самая большая ошибка. Если ты не волк, тебя съедят волки.
Джеймсу было наплевать на дела. Он доволен тем, что является звездой регби и проводит свою молодость, выпивая и трахаясь с женским населением.
Я пересекаю расстояние от забытой могилы до места, где происходит погребение матери. Я оплакиваю ее в одиночестве, а не на глазах у людей. Я скорблю о том, что она была слишком наивна для этого мира, о том, что она думала, что отдавать другим это ее цель, до такой степени, что иногда забывала о нас.
Между мной и Джеймсом не было никакого неправильного представления о том, кто был любимцем мамы. Она всегда смотрела на меня, нахмурив брови, всякий раз, когда я поражал ее фактами, которые она не ценила, например, тем, что отец больше не мог спонсировать ее благотворительные мероприятия.
Она не могла общаться со мной, и мы оставались такими. Однако, я думаю, она любила меня. Словно кто-то мог бы любить ребенка, в чьей нравственности они сомневались.
Мама считала меня слишком жестоким, в то время как я был слишком реалистичен, на ее взгляд.
Сегодня я стану той опорой, которая нужна Джеймсу и отцу, а потом я буду защищать дом, который оставил нам дедушка.
Я буду защищать наследие Кингов.
Мои ноги останавливаются при низком плачущем звуке. Я стою у дерева, наполовину скрытый стволом, и наклоняю голову набок.
Девушка в черном платье и подходящей вуали, закрывающей глаза, опускается на колени перед тем, что кажется новой могилой, слезы текут по ее щекам.
Ее черные волосы собраны в консервативный пучок, который плохо сочетается с дизайнерской одеждой и обувью, которую она надела.
Рядом с ней стоит маленькая девочка не старше пяти лет. Она также одета в длинное черное платье, скрывающее ее маленькое тело. Вуаль, похожая на вуаль девушки, хотя и более темная, и также закрывает ее глаза. Ее черные волосы заплетены в косички, падающие по обе стороны лица.
Пока девушка — я полагаю, ее мать — плачет, маленькая девочка теребит вуаль, морщит нос и сжимает губы в тонкую линию. Кому-то не нравится эта вуаль.
Когда ей наконец удается сбросить ее с плеч, она сжимает ее в своих маленьких ручках, прячет за спиной, а затем бросает на землю.
Я улыбаюсь озорному взгляду ее темных глаз. С такого расстояния я не могу сказать, карие они или голубые, или смесь того и другого.
Как только она заканчивает свою миссию по избавлению от вуали, она наклоняется над девушкой и вытирает ей глаза тыльной стороной своих крошечных ручек.
— Не плачь, Алисия. Она поправится, — говорит маленькая девочка ломким голосом с северным акцентом.
Йоркширский диалект?
— Наша мамочка счастлива на небесах.
Это только заставляет девушку заплакать сильнее, ее рыдания эхом разносятся в воздухе, как неудачная опера.
Значит, они родственницы, а не мать и дочь. Однако разница в возрасте слишком велика. Старшей должно быть не меньше двадцати, если не больше.
Маленькая девочка обхватывает своими крошечными ручками шею девушки и сжимает ее.
— Я люблю тебя, Алисия.
— Я тоже люблю тебя, Клэр.
Девушка, Алисия, успевает сказать между приступами икоты, ее руки прижимают маленькую девочку к груди.
Они остаются так на секунду, прежде чем девочка, Клэр, отстраняется.
— Эй, Алисия. Я собираюсь сделать тебя счастливой.
— Действительно? — Алисия ерошит волосы, на ее губах грустная улыбка. Ее тон и голос более утонченный, чем у девочки, что намекает на более утонченное воспитание. — Как?
— Я буду танцевать для тебя. — она показывает большим пальцем на себя. — Я лучшая танцовщица в городе.
— Верно.
— Да. Верно. — она хватает сестру за запястье. — Давай, дай я тебе покажу. Не здесь, потому что я не хочу, чтобы призраки видели.
— Хорошо, хорошо.
Алисия, пошатываясь, поднимается на ноги и следует за девочкой. Клэр осторожно оглядывается, и я думаю, что на могилу, но потом она пинает что-то на земле. Вуаль — она пытается спрятать ее.
Ее глаза встречаются с моими, и она замирает. Цвет ее радужек голубой, глубокий, темный, как неоткрытое дно океанов. Озорная улыбка растягивает ее губы, когда она прикладывает к ним указательный палец.
Я подмигиваю ей, и ее улыбка становится шире, прежде чем сестра уводит ее с глаз долой.
После их ухода, я сокращаю расстояние до могилы, которую они посещали. Улыбаясь, я приседаю и беру крошечную вуаль, наполовину зарытую в землю. Моя улыбка исчезает, когда я читаю имя на надгробии.
Леди Бриджит Стерлинг
Любимая Жена и Мать.
Я не мог пропустить это имя, даже если бы захотел. Она была женой Лорда Стерлинга — того самого, который не так давно покончил с собой.
Мой взгляд скользит по тропинке, по которой ушли две девушки. Одна из них — Алисия Стерлинг, единственный отпрыск, который когда-либо был у Лорда Стерлинга.
В таком случае, кем была та девочка? Она называла леди Бриджит своей матерью, так может, она незаконнорожденная? Северный акцент вписывается в эту теорию, если бы у Бриджит был любовник на Севере.
Впрочем, она не имеет значения. Тот, в ком течет кровь Лорда Стерлинга, имеет значения.
Алисия.
Я запоминаю это имя на будущее, засовываю вуаль в карман и присоединяюсь к похоронам моей матери.
Люди повсюду, как мухи, с опущенными головами. Некоторые шмыгают носом, другие изображают сочувствие, которого не испытывают.
Я останавливаюсь на сцене передо мной. Джеймс похлопывает по спине моего застывшего отца, чье лицо бледнее, чем кожа матери, когда она покоится в своем гробу.
Сделав глубокий вдох, я присоединяюсь к ним, стоя по другую сторону от отца. У Грегори Кинга стройное телосложение, и с годами его волосы медленно лысеют. Его серые глаза и прямой нос единственное, что у него общего со мной и Джеймсом.
Мой старший брат выше меня ростом, с широкими плечами регбиста и соответствующим телосложением. У него также есть очаровательное присутствие, которое мгновенно делает его более доступным из нас двоих, хотя я на три года моложе.
— Ты опоздал, — шипит мне мой брат вполголоса. — Они закрыли ее гроб.
— Теперь я здесь.
Не то чтобы я хотел попрощаться. Я уже сделал это в больнице, потом поцеловал ее в лоб и снова накрыл простыней.
Я не знаю, как сказать «прощай». Не тогда, когда дедушка скончался, и уж точно не сейчас.
— Ну, ты мог бы прийти раньше, — огрызается Джеймс.
— Или я мог бы просто прийти сейчас.
— Не ссорьтесь при своей матери. Вы же знаете, что она это терпеть не может, — выговаривает отец, не отрывая глаз от гроба, когда его поглощает земля, пока священник произносит несколько слов.
Прах к праху.
Иронично.
Начало это всегда конец, не так ли?
Мы остаемся еще надолго после того, как она окажется на глубине шести метров. Все медленно выражают свои соболезнования и уходят. Достаточно скоро нас останется только трое.
Во всяком случае, то, что осталось от семьи Кинг.
Итан говорит, что подождет нас у машины. Я готов отправиться домой и начать принимать меры по тому, как нам следует действовать дальше.
