Прямо за его спиной — столб черного дыма, но к нам запах гари не доносится, я слышу только резковатый запах его парфюма — подчеркнуто мужской, мне такой не нравится. Когда перевязка закончена, он подает мне руку, и я улыбаюсь ему сквозь слезы. Они плывут и плывут из глаз, и ничего с этим не поделать… я даже не понимала, что плачу.
Потихоньку начинаю приходить в себя, внутри поднимается теплая волна благодарности, перетекая во взгляд и улыбку, предназначенные ему — этот человек только что спас мне жизнь. Смотрю на протянутую руку и мотаю головой, отводя с лица рассыпавшиеся волосы — нет, я пока не уверена, что смогу устоять на ногах, внутри все продолжает дрожать, как холодец.
Мы некоторое время ничего не делаем и просто молчим, а мимо нас медленно проезжают машины, притормаживая, буквально проползая — в ту и другую стороны. Водители высматривают подробности аварии, крутят головами от горящей машины на меня. Что они все поголовно думают, я примерно себе представляю — основную мысль уже озвучил мой спаситель. Он молча смотрит на меня, больше не настаивая на помощи. Потом спрашивает, показывая на видеорегистратор:
— Куда его? Ты сказала правду? Это тот мотоцикл?
— Подними, пожалуйста, — прошу уже сама, протягивая ему правую руку. Хочется встать. И не знаю, что ему ответить — я почти не помню момент, предшествующий аварии, в голове будто затерты те пара секунд. Чтобы восстановить их в памяти и понять, что произошло, мне необходимо успокоиться и попытаться вспомнить, а еще лучше — увидеть запись регистратора. Но сразу понимаю, почему в голову пришла мысль о покушении на убийство, если речь идет о мотоцикле… это случилось опять. А значит, опять я действовала, как женщина — предсказуемо неправильно. Наверное, где-то существуют исключения из понятия «баба за рулем», но я не из них, к сожалению. Мужчина осторожно тянет меня на себя, обеспокоенно глядя в глаза и отслеживая мою реакцию, потом подхватывает под поясницу, поднимая с мокрой земли.
— Похоже, обошлось. Давай тогда в машину. На холодной земле не дело, — говорит он уже совсем другим, спокойным голосом.
— Штаны грязные и кровь же… не отмоешь потом салон.
Он прислоняет меня к боку своей «авдюши», молча снимает с себя темную куртку и бросает ее на заднее сиденье, подталкивает и сажает меня туда. И я осторожно откидываюсь на мягкую спинку, удобнее устраивая ногу и стараясь потихоньку расслабить мышцы левой стороны тела. Боль не стихает — нет, но становится какой-то ровной и терпимой, только на месте пореза что-то будто дергает и там горячо. Он возвращается за прибором, который лежит на земле на том месте, где я перед этим сидела. Старый отцовский лопатник, как он называл портмоне, я все так же крепко сжимаю в руке. Отстраненно смотрю на потертую рыжую кожу и заставляю себя разжать судорожно сведенные побелевшие пальцы, чтобы положить его на сиденье рядом с собою.
Мужчина садится на водительское сиденье и молчит. Время идет, а в моей голове беспокойно роятся и потихоньку формируются подозрения и выводы. Совершенно нелепые вначале догадки постепенно «обрастают мясом» и начинают казаться логичными. Хочется прекратить думать в эту сторону, но ничего не получается. А еще не хочется ни говорить, ни двигаться, когда мой слух улавливает звук форсируемого автомобильного движка, который приближается со стороны города.
Первым рядом с нами останавливается машина ГАИ, а затем — наш дежурный «Хантер». Я с отчаяньем или обреченностью — сама не понимаю, смотрю на гаишника, который неспешно выходит из машины. Зачем они сообщили в Шарашку? Именно сейчас я совсем не готова… И когда он приближается ко мне и спрашивает:
— Екатерина Мальцева? Это вы заявили о покушении на жизнь?
Я уже и не знаю, что говорить и отвечаю спокойно, как только могу:
— Сейчас не так уверена в этом, извините. Я тут была немного… в панике, до сих пор пальцы подрагивают.
— Зачем же вводить в заблуждение органы? — используя выверенный служебный тон, интересуется гаишник.
— Так вы и не приняли во внимание, насколько я вижу. Вот товарищ… он вытащил меня из машины перед самым взрывом, — говорю я, глядя на своего спасителя — высокого и крепкого парня в джинсах и легком свитере, с некрасивым, но до невозможности приятным для меня лицом с жестким ежиком волос над ним. Он молча кивает, а я думаю о Георгии Страшном, который стоит за его спиной. Опять вспоминается, что он знает о марке.
Я не стала сообщать об аварии в нашу СБ, не желая лишний раз видеть его, да еще и в такой ситуации. И, конечно же, это было неправильно.
Страшный подходит ближе и смотрит, а я сразу же закрываю глаза, потому что до сих пор теряюсь от его прямого взгляда — до дрожи в ногах, до замирания сердца. Он так не вовремя здесь и сейчас, когда в голове сумбур и сумятица, а боль душевная медленно перемещается в самое сердце, почти вытесняя собой боль от ушибов. Я всерьез боюсь расплакаться, слушая его голос, встревоженный и непривычно мягкий, как никогда до этого:
— Катя… почему не вызвали скорую? Где у тебя болит?
Я молчу — все во мне противится такому его голосу, самому его присутствию здесь, и за меня отвечает мой спаситель:
— Да вроде не поломалась, а порез на ноге я закрыл. Когда гайцы отпустят, до "травмы" можно и своим ходом.
А Георгий не унимается:
— Катя… — снова мягко тянет он мое имя, сегодня впервые обращаясь так неофициально и на «ты»: — Посмотри на меня, пожалуйста. Тебе, правда, не нужна срочная помощь? Сильных болей нет?
Я заставляю себя открыть глаза и честно отвечаю:
— Нет.
— Ладно… — отрывает он пристальный взгляд от моих глаз и упрямо отворачивается к гаишнику: — Тогда разбирайтесь тут, а мы в больницу. Костя, останься здесь и проконтролируй.
Он поедет со мной? Я замираю со снова закрытыми глазами и вся превращаюсь в одно большое настороженное ухо. Я не уверена сейчас, что смогу идти сама, и думаю о том, что если не смогу — поползу. Гаишник пытается настоять на той последовательности действий, которую считает правильной он, но Георгий уходит от дискуссии на тему опыта и компетентности, дожимая его:
— «Стопочки» выставьте, уважаемый, тормозная дорожка там, угол… чтобы все, как должно. Костя вам поможет, если будет необходимость. А я только отвезу Екатерину Николаевну и сразу вернусь.
Он смотрит по сторонам и подходит к бетонным столбикам ограждения, крайний из которых снес мой жарко чадящий внизу Жук. Мужчина спускается к нему и некоторое время стоит рядом. Потом, прикрываясь рукой от жара, обходит машину вокруг и заглядывает в глубокий овраг, встречи с которым мне удалось избежать. Медленно поднимается по склону и смотрит назад — на дорогу. Смотрю вместе с ним — я тянула, сколько могла, до этих столбиков. Это была немыслимо, просто невыносимо долгая секунда… или две? Влетела в самый первый — крайний.
Георгий возвращается к «авдюше» и делает шаг ко мне. В его темно-серых глазах внимательная сосредоточенность. Я тоже напряженно смотрю на него, всем своим видом требуя, чтобы он держался от меня подальше. И он решает что-то для себя и поворачивается к Ване — самому младшему в нашей СБ:
— Хватай ее… осторожненько и в больничку, а я остаюсь с Костей. Если отпустят — посидишь у них дома. А лучше пусть выспится в палате. Договорись на двухместную, пускай наблюдают до завтра.
— Есть, Георгий Артурович.
Страшный все не уймется со своим проклятым голосом:
— Катя… подушка безопасности не сработала?
Это его работа, вопрос рабочий и я честно отвечаю:
— Я ее сама отключила, она у меня всегда отключена, — вспоминается авария, и добавляю уже тверже: — Это мое решение.
— Откройся подушка, и мы бы не успели, — добавляет, кивая, мой спаситель, и Георгий резко отворачивается и отходит.
Я выдыхаю с облегчением, надеясь, что делаю это незаметно, а Ваня осторожно поднимает меня на руки и тащит к машине. К нему у меня тоже есть свои счеты, но они давно уже в прошлом. Внутри машины осматриваюсь — служебный «Хантер» это не просто гражданская версия военного УАЗ-469, а нечто нереальное, хотя по внешнему виду и не скажешь. Правда, клиренс не дотягивает до военного, передаточное число ниже, но зато он не такой шумный, а еще у него не матерчатый тент, а жестянка. Но это то, что известно всем, а я точно знаю, что есть еще что-то… добраться бы до него в лучшее время… ох! Вдруг вспоминаю и тяну руку за своими документами. Тот парень как-то сразу соображает — о чем я, быстро подхватывает с сиденья портмоне, подходит и сует его мне в руку. Я запоздало благодарю его за спасение и спрашиваю:
