Езжай, солнце, а я себя пока в кучу соберу.
Меня прошибает холодный пот. Сам не знаю с чего. Не готов, Маруськин, я к встрече с тобой. Да ещё один на один!
Маруся
Узкая звериная тропа, поросшая по бокам кустиками с сочными ягодами поспевшей земляники, вьётся между корабельных сосен и елей. Лес затаился в первобытной робости, будто прислушиваясь к нашим шагам. Редкие птичьи голоса нарушают тишину. Я веду под уздцы серую в яблоках кобылицу Жаклин, неслышно ступая по мокрой после летнего ливня земле. Солнце проникает сквозь ветви деревьев, и остроконечные чуткие уши лошади отсвечивают розовым. Я возвращаюсь в родовой замок после изучения курса изящных наук в Поднебесном Королевстве.
Тропа выводит нас с Жаклин на широкую поляну. Замок моего отца высится за рекой. За ним выступают мрачные серые башни крепости его друга.
— Неужели дошли? — сердце моё замирает от радости.
— Мы дошли бы ещё быстрее, если бы ты не нагрузила меня, как степного верблюда, — ворчит Жаклин. — В контракте этого не было прописано.
— Всё хорошо! — обнимаю я лошадь за тёплую, крепкую шею. — В конюшне моего отца тебя ждёт разудалый арабский пацан самых чистых кровей.
— Опять в глаза пыль пускаешь.
— Это я умею. Даже диплом есть, — поправляю на промокшей белой тунике тонкий золотистый поясок.
Вплела в него три своих волоса перед отъездом. Книги говорят, что волос девственницы самая сильная защита. Таким поясом можно обуздать даже дракона. Но я не боюсь встречи ни с рептилией, ни с разбойником. Меня страшит встреча с другом моего отца. Я любила его всю мою сознательную жизнь. Пришла подарить ему в день своего совершеннолетия всю себя. А он сбежал. Как последний трус! Наябедничал моему отцу, и в считанные дни я очутилась за тысячи километров от дома. Чтобы не сойти с ума я погрузилась в учебу и придумала для себя альтернативную реальность. Современные технологии и Вэймин, мой старенький профессор-куратор, помогли мне облечь фантазии в компьютерные формы. Я написала дипломную работу на эту тему и получила в руки уникальную профессию.
— Пристегните ремни, наш аэробус начинает снижение. Погода в Санкт-Петербурге плюс двадцать один градус по Цельсию.
Скрипучий голос робота-стюарда режет по ушам. Я снимаю бриллиантовую диадему с головы, и она тут же превращается в пластиковый обруч с мигающими цветовыми диодами. Марго с отцом обещали приехать за мной в аэропорт. За окном, чуть не доставая пуза облаков высятся небоскрёбы. Мы облетаем город с правой стороны, неуклонно снижаясь. Взгляд парня, из соседнего кресла ночует в глубоком вырезе моего пиджака. Глаза у него зелёные, как у кота. Застёгиваю пуговицу. Разболталась совсем в петлице и выскочила мерзавка. К встрече с Русланом я готовилась все эти годы. У меня прокаченная троечка в груди, кукольная талия и бёдра, не знавшие утра без приседаний. Волчок, серый бочок. Слюни будешь на кулак мотать, но я буду холодна, как жидкий азот. Ведь наверняка притащишь свою бренную плоть на семейный обед.
Как всегда, лишь в последний момент, я вижу серую бетонную дорожку, и в ту же секунду шасси касается земли. Аэробус с гулом катит по посадочной полосе.
* * *
Руслан
Стою у терминала и жду, когда его тёмное нутро выплюнет очередную порцию пассажиров. Моя малышка не баловала меня звонками, приходилось самому набирать её. Поднебесная научила Марусю работать не покладая лап и хвоста. Поэтому, чаще всего я дозванивался ей ближе к ночи. Она смешно куталась в большой махровый халат. Говорила в основном об учёбе и своём наставнике со звучным именем Вэймин. Я даже начал ревновать, пока на портале её универа не откопал фото седовласого старца, с усами свисающими до груди. Конечно, я мог бы без проблем приехать в Китай, но меня удерживала грань, которую не получалось переступить. Маруся по-прежнему осталась для меня котёнком, которого нужно холить и лелеять.
Наконец, металлические створки дверей разъезжаются в разные стороны. Судя по информации на табло, народ валит с трёх рейсов. Высматриваю, встав на цыпочки Фроловну. Мать моя женщина, какая фемина вышагивает! Космос! На мгновение я забываю зачем сюда приехал. Высокая, статная дева в обтягивающих брючках и коротком белом пиджачке не идёт, а рисует среди серой толпы. Очки-стрекозы закрывают её глаза, а волосы спрятаны под широкополой шляпой. Шатенка, спинным мозгом чувствую, шатенка! Так, я приехал сюда за Марусей. Забываем о сочных персиках из чужого сада. Пора свой насаживать. Твою ж дивизию. Зачем она встала так близко? Озирается. И где её счастливый обладатель? Дама, похоже, не знает что такое бельё, и в чуть оттопыренный вырез пиджака вижу её грудь. Хм! Я бы не прочь пожмакать такую в своей ладони. И вообще бы праздник наладить по полной программе! Фемина поворачивается ко мне, и я утопаю в аромате тонких афродизиаков. Высоченные каблуки позволяют ей смотреть на меня чуть ли не свысока. Но я кремень. Решено! Набираю воздуха в лёгкие и стою, не дыша.
— Ты куда такую бороду отпустил, чудовище? — фемина снимает очки, и язык прилипает у меня к глотке. — С экрана это выглядело не так пугающе.
— Маруся? — Липкий пот прошибает меня и стекает по позвоночнику.
Маруся облизывает нижнюю губу, и оглядывается:
— А где мои драгоценные?
— Горюшко на тренировке, а мама… Фроловна, это реально ты?
— Нет, — Маруся склоняет голову и улыбается.
— Прости, глупый вопрос, — мне неловко ощущать себя одного роста с Марусей. Куда девался мой худенький котёнок?
— Может поцелуешь меня? Три года не виделись, — уголки накрашенных красной помадой губ подрагивают.
Мы обнимаемся так, как здороваются официальные лица на ковровой дорожке. На мгновение Маруся прижимается ко мне, и её дыхание обжигает крепче поцелуя. Я отстраняю малышку от себя и не могу насмотреться в серые бездонные глаза. Я узнаю и не узнаю мою девочку.
— Ты скучал по мне?
Её упругая грудь упирается в мою, и я ощущаю себя бабуином, у которого в голове семенная жидкость вместо мозга. Нет, это какая-то дичь. Мычу что-то нечленораздельное. Не дождавшись поцелуя, Маруся отступает и её лицо становится непроницаемым:
— Отвези меня домой, — надевает она очки.
— Да, конечно! Надо же! Ты меня узнала, а я тебя нет, — перехватываю у неё ручку чемодана.
— Годы обошлись с тобой благосклонно, — кивает она и теряет
