еще рассчитывать, как не на самых близких?.. А отдохнуть у вас еще будет время, поверь мне…
Исабель протянула руку и вынула пробку из отверстия ванны.
— Может быть, хотя бы еще несколько дней?.. — с просительными интонациями в голосе спросила она.
— Извини, но это просто невозможно, — голос Марии зазвучал более твердо. — У нас очень мало времени. Дело в том, что я обо всем договорилась. Все в сборе — твой отец завтра утром прилетает из Парижа. Значит мы договорились?..
Исабель кивнула.
— Да…
— Кстати, а чем занимается мой сын?.. — Поинтересовалась Мария.
— Наверняка играет в теннис, — ответила девушка.
В последнее время Хосе Игнасио настолько пристрастился к этой игре, что почти весь день проводил на кортах.
— Что ж, не самое плохое занятие, — ответила Мария — Передай ему содержание нашего разговора. Значит, я жду вас завтра. Первым же самолетом. Вас встретить?..
— Спасибо, не надо, — ответила Исабель.
— Ну, до завтра…
Из трубки послышались короткие гудки, извещавшие о том, что разговор окончен.
Исабель положила трубку и вышла из ванной. Она растерлась огромным махровым полотенцем, надела белый с золотыми разводами халат — кстати, из прошлогодней коллекции Марии, затем прошла в спальню. С балкона открывался чудесный вид на бухту и на берег, пестревший разноцветными зонтами и тентами.
Отель «Золотой галеон» был самым дорогим и, пожалуй, самым комфортабельным отелем на всем побережье. Случайные люди, как правило, не останавливались тут — «Золотой галеон» был рассчитан всего только на пятьдесят мест, и только настоящие миллионеры могли позволить себе роскошь провести тут недельку-другую.
Справа доносились удары теннисного мяча — там были корты. Исабель повернула голову и с удовольствием остановила взгляд на фигуре Хосе Игнасио — в белых шортах и такой же белоснежной майке, со специальной повязкой на голове, — он с нескрываемым удовольствием размахивал ракеткой.
У Исабель сжалось сердце. Вот уже неделю они с мужем нежились в «Золотом галеоне», наконец-то обретя действительный и столь желанный отдых. И так внезапно всему этому пришел конец…
Сложив руки рупором, Исабель, набрав в легкие побольше воздуха, крикнула мужу:
— Милый!.. Поднимись наверх — у меня есть одна новость…
Вот уже три с половиной недели граф Родриго де Аренсо был в Париже. Париж всегда нравился ему, одному из последних отпрысков некогда знатного и могущественного аристократического рода: может быть потому, что его далекий предок, Хуан де Аренсо очень давно был посланником короля Наварры при дворе кого-то из Людовиков, и самолюбию дона Родриго несколько льстило это обстоятельство. А может быть потому, что, по мнению графа, и далеко небезосновательному, Париж, Европа, и вообще — Старый Свет — всегда представлялись сосредоточием цивилизации и гуманизма. Дон Родриго всегда говорил, что в Париже каждый человек всегда сможет найти свою нишу, незанятую другими. Вполне возможно, что граф был прав — сумела же Мария за достаточно короткое время завоевать в этом всемирном центре моды успех…
Граф де Аренсо не достиг столь выдающихся успехов, как Мария Лопес, однако нельзя было сказать, что дела его были совсем плохи. За время, прожитое им во Франции, он сумел завоевать если и не триумфальный успех, то, во всяком случае — почет, уважение и — что самое главное! — репутацию очень порядочного и надежного в делах человека.
Сидя за столом черного дерева в своем новом офисе, дон Родриго сосредоточенно изучал деловую корреспонденцию. Все это время он потратил на продюссирование коллекций Марии — надо было и дальше развивать успех, ковать железо. Благодаря своим связям, отличной репутации, умению вести дела и громкому титулу деятельность дона Родриго имела большой успех — разработками Марии заинтересовались крупные производители одежды, не только региональные Дома Мод в Тулузе, Марселе и Нанте, но и всемирно знаменитая фирма «Пьер Карден».
С удовольствием просматривая факсы и деловые предложения о сотрудничестве, дон Родриго думал: «Нет, какая все-таки она женщина! Какая тяжелая была у нее жизнь, сколько тягот и невзгод, сколько неприятных минут ей пришлось пережить, сколько волнений, сколько страданий… И вопреки всему… Это просто поразительно!!.»
Отложив стопку бумаг, дон Родриго взял в руки последний лист. Факс был на испанском, и это сразу же бросилось в глаза. Это обстоятельство позволяло судить, что факс, скорее всего, был отправлен из Мексики, от Марии, а значит, имел для дона Родриго особую ценность. Поправив очки, граф поднес листок бумаги поближе к глазам и прочитал:
«Улица генерала де Голля, Париж, графу Родриго де Аренсо.
Дорогой дон Родриго!
Срочно возвращайтесь в Мексику ближайшим рейсом. У нас большие изменения. С запуском в производство новых моделей пока придется повременить. Отложите подписание всех контрактов на несколько месяцев.
Мария Лопес»
Содержание факса было столь неожиданным, что граф просто не поверил своим глазам. Как, отложить подписание всех контрактов, да еще на несколько месяцев? Мария прекрасно разбиралась в бизнесе, и она очень хорошо знает, что такое «несколько месяцев» в столь скоротечном явлении, как мода… Новая конъюнктура, конкуренты, колебание цен на сырье и работу… Нет, это решительно невозможно!
Дон Родриго еще раз внимательно перечитал ее послание. Нет, никакой ошибки быть не могло — факс отправила действительно Мария Лопес, это был ее стиль — вежливый, лаконичный…
«Может быть, что-то случилось?..» — с тревогой подумал Родриго.
Он принялся перебирать в памяти все возможные варианты. Может быть, какие-то трудности с восстановлением фабрики?
— Да нет, вряд ли, — шепотом успокоил сам себя де Аренсо. — Тогда Мария бы наверняка об этом написала, да и стиль был бы несколько иным…
Может быть, у Марии начались какие-то неприятности в личной жизни? Граф де Аренсо и хотел, и не хотел этого. Хотел, потому что он до сих пор продолжал любить Марию, потому что в глубине души надеялся, что их союз с Виктором не будет долговременным, что Мария наконец-то и сама поймет, что этот скромный учитель не пара ей, деловой преуспевающей женщине, достигшей практически всего, чего только можно… Не хотел — потому что, любя Марию и прекрасно зная о ее тяжелом жизненном пути, дон Родриго понимал, что эта женщина, как никто другой, заслуживает право на семью, на настоящее женское счастье.
Рассеянно отложив факс в сторону, де Аренсо задумчиво пробормотал:
— «Большие изменения»? — Повторил он строку из послания Лопес. — И что это может означать? Просто ума не приложу.
Неожиданно в голову пришла мысль: «А что, если…» От возможности такого у де Аренсо похолодело внутри. «А что, если слова дона Густаво о смерти Лорены оказались
