мушке. Она шагнула ко мне, провела рукой по одному моему боку, затем по другому, не сводя глаз с моего лица, а затем, нащупав у меня за поясом пистолет, ловко обезоружила меня. Я только едва заметно дернулся, почувствовав себя уязвимым, но продолжил стоять смирно.
– Почему ты так одета, Мария? – обратился я к девушке. – И откуда у тебя пистолет?
Когда я видел девочку в последний раз, она носила платье монахини, и вела себя совсем не так. Не так дерзко и нагло. Она была ребенком пугливым и послушным. Что случилось? Дочка Вакулы обрела его бессмертие или просто охуела?
Кто и охуел, так это я сейчас. Девчонка выглядела довольно забавно с пушкой в руках, но смеяться над ней в открытую я не посмел. Что в башке у баб, я никогда не понимал. А у этой в белобрысой головенке взорвалась граната. Другого объяснения ее странному поведению я придумать не мог.
– Это все, что тебя смущает, Кирюша? – звонко расхохоталась Валерия, засовывая мой пистолет за пояс к себе.
– Для тебя я дядя Кирилл! Или Кирилл Андреевич! – напомнил я Валерии. – Мария, может, все же объяснишь, что происходит?
– Еще раз назовешь меня этим ублюдским именем, я тебе пулю в башку пущу! – уже без намека на смех, пригрозила девчонка.
«Однако за время пути собака могла подрасти!» – вспомнил я стихотворение Маршака.
Затравленный, убитый горем щеночек, которого спас Ник, вырос и, похоже, озверел. Передо мной стояла злая сучка бойцовской породы. Какой же еще, если ее отец знаменитый бандюган? Я не мог разглядеть под мешковатой одеждой девичью фигуру, но судя по всему, она была достаточно крепкой, только ростом не вышла, от силы 168 см в ней. До модельки не дотягивает. Да и сиськи слишком выпирают для модельной внешности.
Вакула был высоким и здоровым мужиком, увлекался боксом. Валерия пошла в мать, и красотой тоже, слава богу. На лице девушки не было ни грамма косметики. Откуда ей взяться в этой глуши? Красивое у нее лицо, даже без тени макияжа. Смазливое. Нику понравится будущая жена. Может быть, он ее даже трахнет на радостях? Я бы тоже ей присунул. Прямо сейчас! За то, что так безрассудно размахивает пушкой перед моим лицом. За кого она меня принимает? За отцовского халуя?
Сучку никто не трогал много лет. Осмелела? Забыла, что бывает, когда приходит кто-то сильнее?
– Опусти пистолет! – ровным, спокойным голосом попросил я.
– Сначала скажи, какого хрена ты приехал? – так же спокойно, как и я, спросила Валерия, но пистолет не опустила.
– Я привез тебе подарок, – ответил я. – Только и всего.
– Ум! Как мило! – кривляясь воскликнула девчонка. – Я знала, что мое совершеннолетие не пройдет незамеченным. Значит, вы еще не все папкины денежки профукали, раз ты приперся в эти ебеня, да еще и с цветочками?
– Валерия… – попытался прервать я ее спектакль.
– Кидай мне букет, желай здоровья, долгих лет и уебывай, пока я добрая! – перебила меня девчонка.
– Я бы хотел поговорить с Климом, – сказал я ей. – Где он?
– Я его убила, – заявила девчонка. – Прости!
У меня внутри все оборвалось. Это не могло быть правдой. Не могло! Клим опытный военный с огромным послужным списком. Если девка его реально завалила, то дела наши с Ником дрянь. Наследница сошла с ума. Это было предсказуемо после пережитого в детстве. Любой слетит с катушек, если на его глазах убить всю семью. А мать Валерии еще и изнасиловали, да и самой девчонке чудом удалось избежать той же участи.
Блять, что теперь делать?
– Я пошутила, ДЯДЯ КИРИЛЛ! – цинично бросила Валерия, и у меня вырвался шумный вздох. – Видел бы ты свое лицо!
Валерия опустила пистолет, вернула мне мой и потянулась рукой к букету.
– Это от твоего отца, – освобождаясь от тяжести цветов, сообщил я.
– Что? Как? – вырвалось у девчонки. – И ты молчал, мудила? Почему сразу не сказал?
Я пропустил «мудилу» мимо ушей, объяснил Валерии, каким образом к нам с Ником попал букет и вынул из кармана перстень Вакулы.
Валерия взяла перстень и повертела его в руке. Я внимательно следил за ее реакцией. Девушка должна была расчувствоваться, возможно, всплакнуть от эмоционального всплеска. Все же за столько лет первая весточка от отца. Но на ее лице не дрогнул ни один мускул. Либо девчонке похуй, либо она ювелирно владеет эмоциями.
– Как думаешь, Валерия, что бы это значило? Что Анатолий Борисович хотел этим сказать?
– Это значит, дядя Кирилл, что папа передает мне свою власть! – глазом не моргнув, сказала девушка. Она небрежно зашвырнула цветы в траву. Ее они больше не интересовали. Только кольцо. – Я хочу вернуться домой!
– Это невозможно! – категорично заявил я. – Что если твой отец мертв, а перстень прислал тот, кто отправил Анатолия Борисовича в ад? Мы не можем рисковать и твоей жизнью!
– Ты, походу, не догоняешь, что произошло, недоумок? – усмехнулась Валерия. – Я совершеннолетняя! И больше ни ты, ни Никита, ни Клим, ни ваш христианский бог не будете указывать мне, что мне делать и как жить!
– Валерия! – одернул я девчонку, понимая, что ситуация выходит из-под контроля.
– И не смей мне мешать! – сверкнула она на меня глазами, полными решимости. – Иначе, ты отправишься в ад, следом за моим папашей! Раз ты до сих пор его не нашел среди живых, поищешь среди мертвых!
С этими словами Валерия развернулась и побежала к монастырю. Мне ничего не оставалось, как пойти следом за ней.
Я догнал девчонку у ворот монастыря, там же к нам присоединилась моя охрана. Бойцы видели наши с Валерией догонялки, но никто не посмел преградить ей дорогу, поэтому она беспрепятственно вбежала в ворота.
– Кирилл Андреевич, все в порядке? – поинтересовался начальник охраны Семен.
– Да, – бросил я на бегу, продолжая преследовать девушку.
Мне удалось схватить ее за руку уже во дворе. С легкостью дернул девчонку на себя и развернул к себе лицом. Она впечаталась с размаху в мою грудь, уперевшись в нее ладонями, да так и застыла. Только теперь, столкнувшись с ней нос к носу, я заметил, что она плачет.
У меня отлегло от сердца. Эта машина для убийств, каковой себя позиционирует девчонка, оказывается, имеет свои чувства, и сейчас они рвались наружу вместе со слезами.
– Пусти! – всхлипнула девушка и попыталась вырваться из моих объятий.
– Я тебе не враг, Валерия, – спокойно сказал я, крепче сжимая девчонку в руках. – Поплачь, если нужно. В этом нет ничего дурного!
Девушка дернулась еще раз, но как-то слабо, затем еще, а потом уткнулась носом в мою футболку и разрыдалась в голос.
