– У тебя вообще есть понимание, как она могла сюда добраться? – вернув телефон в карман, Герман кивает на дверь, за которой скрылась девчонка.
– Только с запада, – бурчит Михалыч.
– Там отвесная скала.
– Вот именно. Чертовщина какая-то. Говорю тебе – ее подослали. Какая нормальная баба стала бы так рисковать ради работы?
– Может, она ненормальная. Твое дело выяснить.
– Уже. Но снег замел все следы, – сплевывает Михалыч.
– Есть и другие способы. Не мне тебя учить. Так что пойду я, Коль, меня, наверное, потеряли.
– Что ты вообще здесь делал? Просил же – не исчезай из поля зрения, – нудит тот.
– Пришел чуть отдохнуть от шума. Знаешь ведь, как я это все не люблю.
Глухов и впрямь не любит подобные сборища. Но что поделать? До губернаторских выборов рукой подать. И прямо сегодня он собирался представить местным князькам свою невесту. Внизу его возвращения дожидались ключевые фигуры региона. Главный прокурор, несколько судей, разных мастей менты, представители общин и многочисленных религиозных конфессий. Ему нужно было заручиться поддержкой. Убедить как можно больше народа, что он на своем посту сделает куда больше предшественника. И пусть основные переговоры ведутся, конечно же, кулуарно, официального рода мероприятия игнорировать тоже не стоит. Так, по крайней мере, нашёптывали Глухову политтехнологи. А за те деньги, что он им платил, не верить этим ребятам было бы глупо. Вот, теперь мается.
Пока охрана разбирается с девчонкой, Герман спускается вниз. Обводит взглядом разношерстную толпу, среди которой был даже настоящий шаман, как его заверили. Глухов человек светский. Но это не означает, что он не верит во что-то высшее. Более того, он не раз сталкивался с тем, что нормальному человеку не объяснить без риска быть поднятым на смех. Что, впрочем, также не означает, будто он верит, что присутствующий в его доме шаман способен на что-то, кроме как стучать в бубен. Да это и неважно. Главное, что он пользуется авторитетом среди людей. Это единственное, что сейчас имеет значение.
Глухова окликают. С Глуховым что-то обсуждают. Он – кандидат, одобренный наверху. Из самой столицы. С одной стороны – это плюс. С другой – довольно жирный минус. Вот, например, его конкурент – из местных, и, конечно, он давит на то, что ему хорошо известно обо всех проблемах людей. И кого волнует, что за предыдущий срок он с этими проблемами не разобрался? Местные охотнее голосуют за своего. Каким бы он ни был.
Но Герман не собирается так просто сдаваться.
Кроме прочего у него полно компромата. Правда, если Глухов его задействует, полетят головы. Здесь же как? Рука руку моет. Все хоть как-то, да с предыдущим губером связаны. Так что нужно действовать аккуратненько. Пользуясь тем, что и недоброжелателей у того полно. А уж зачистку потом, потихонечку, помаленечку, чтобы ни опомниться не успели, ни замести следы. На этот счет у Германа имеется отдельный план.
Который сегодня мог запросто сорваться.
Имана…
Глухов гуглит. Имана с одного из здешних наречий означает снежная, родившаяся во время снегопада. Теперь понятно, откуда имя. Девчонка, которая вполне могла его грохнуть, так-то беленькая-беленькая. Убила бы, и растворилась в метели.
– Елена Александровна приехала, – сообщает Герману один из охранников.
– Наконец-то.
Глухов дежурно улыбаясь каждому, пересекает гостиную, проходит через холл и оказывается у двери ровно в тот момент, когда та распахивается.
Елена местная на все сто. И толку, что уже лет пятнадцать она по большей части живет в столице? Раскосые глаза, высокие скулы, темные гладкие волосы, которые он любит наматывать на кулак, когда ее трахает.
– Уф, еле добралась! – задорно смеясь, падает ему в руки. Наверное, не сломайся в нем что-то давным-давно, он бы мог ее полюбить. Но Глухов больше не позволяет себе такой слабости. И на брак, который затевает, смотрит как на сделку, расчетливо.
– Привет.
– Скучал?
– А как же…
Глава 2
Елена – звезда. Оперной сцены. Не прям первого эшелона, но вполне себе. А если верить ее соцсетям, так и вовсе... Герман про себя посмеивается над таким тщеславием, но считает его безобидным. А Елена в ответ на его легкие подколы уверенно заявляет, что мы – это то, как нас видят. Вот почему так важно уметь правильно себя подать.
В родном регионе в Елене видят женщину, которая прославляет культуру их края. Она и впрямь в своих интервью довольно регулярно педалирует тему корней. Но только лишь потому, что прямо сейчас на этой теме легко заработать личностный капитал. Мало кто знает, как она это все ненавидит на самом деле…
Елена родилась в семье оленеводов-кочевников на осколках уходящей эпохи. На изломе старого мира и нового. Совсем скоро и до них дойдет прогресс. Появятся мобильники, генераторы и снегоходы. Но Елена успеет вдоволь «насладиться» еще той настоящей дикой кочевой жизнью, о которой вспоминала при Германе всего пару раз, после нескольких бокалов вина, выпитых вроде для настроения, а на самом деле заставляющих ее еще больше загнаться.
– Все говорят – романтика севера, кочевой жизни… А я прямо из себя выхожу, Гер. Что они в этом понимают, скажи?! Я с рождения пахала как проклятая! Матери помогала, отцу. Всех обстирай без воды, электричества и стиральной машины, накорми без плиты, баню натопи, пока отец с братьями со стадом управляется, подои оленей… Только устроишься на стоянку, как опять нужно сниматься. Каторжный труд день и ночь. Легче стало, лишь когда пошла в школу. Они у нас по типу интерната. Хоть кожа немного отошла, а то… Была бы как мать. Старухой в тридцать.
Тема красоты и увядания для Елены довольно болезненна. Вот и сейчас она бросает беглый взгляд в зеркало, сбрасывая в руки Глухова меховое манто. Елена нарадоваться не может, что меха снова в моде. Ей ужасно к лицу все эти шапки и шубы. И вообще она влюблена во всяческие там роскошества, а что может быть роскошнее мехов, ну правда?
– Вот скажи, Герман, что тебе мешало выдвинуться где-нибудь на юге? Поближе к матушке-столице? Там уже весна чувствуется, а здесь?! Еле добралась.
– Добралась же.
– Медвежий угол. Холодрыга. Снег-снег-снег. Все серое. Ненавижу.
– Ненавидь, конечно. Только не вслух, – чуть хмурится Глухов.
– Прости, – виновато улыбается Елена. Щелкает пальцами. – О-оп! Господи, как же я соскучилась. Как тут хорошо! Едем, а снег такой лохматый метет-метет, все белым-бело – красота. То ли дело дома – соли насыпали, грязища!
Несколько удивленный такой резкой переменой, Герман осматривается. В стороне стоит пара местных чиновников, и, конечно, они все слышат. Понятным становится, для кого Елена устроила этот спектакль! Глухов усмехается. Особенно ему весело потому, что озвученные невестой восторги самому Герману, без дураков, близки. Он влюблен в тайгу. В ее невероятные просторы. С ними у него связано столько воспоминаний… Стертых, вычищенных для других поправками в официальную биографию. Так что лично его все устраивает. А Елена рано или поздно смирится. Да и кто сказал, что ей нужно сидеть безвылазно возле мужа? Герман таких целей точно для себя не ставит. Он по сути своей – одинокий волк.
– Ох, Дмитрий Константинович, кажется? – оживляется Елена, разглядев знакомое лицо в толпе, и, вытянув царственно руку, шагает навстречу грузному мужику, в котором Герман узнает одного из приглашенных судей. В ответ на такое внимание мужик растягивает губы в улыбке. Глухов про себя довольно оскаливается. Все-таки Елена свою роль на все сто знает. Вот умеет она обаять, отыграть, где нужно, все правильно вывернуть. И даже каких-либо дополнительных инструктажей не надо. Идеальная спутница для политика. Собственно, этим Герман и руководствовался, делая ей предложение. А еще рекомендациями политтехнологов, которые жужжали, что холостой политик вызывает меньше доверия. Да и чего таить, он и сам все чаще стал задумываться о вечном. Неожиданно в нем взыграло тщеславие. Захотелось передать, пока есть силы, гены свои, скопленный за годы жизни опыт. И в идеале хоть половину жизни пожить как все. По-человечески пожить. Раз уж как-то ему сказали, что жизнь его будет долгой.
