подачи заявку.
— Да это грабеж, Вера. Просто грабеж! — возмущаюсь. — Ты не риэлтор… Ты…. Ты рэкетир какой-то! Бессовестная! Да чтоб тебе бумерангом вернулось…
В ответ Вера демонстративно и громко зевает.
— Ты будешь заявку на возврат делать или нет? — уточняет. — Определяйся быстрее. У меня таких нервных, как ты, знаешь, сколько?
— Обманывать людей не надо. И клиенты будут довольны, — огрызаюсь. — Пока заявку давать не буду. Попробую договориться.
— Вот и славненько. Хорошего вечера!
* * *
После разговора с Верой чувствую себя использованной, обманутой. Плакать хочется. Потому что понимаю: она в наглую позу встала и продавила под свою бесцеремонность и обман, а я… смогла отстоять свои интересы. Конфликтовать не люблю и не умею. Плюс я сейчас не в том состоянии, чтобы ссориться.
Но как же паршиво и обидно за себя становится.
В голове мелькает: маме позвонить, родителям… Но они сразу мне ультиматум выставили. Хочешь учиться и жить в большом городе? Не реви. Будешь плакаться, обратно в деревню вернешься…
В гробу я эту деревню видела: двадцать улиц, двести сорок дворови председатель села — Иван Владимирович, который мне прохода весь последний год не давал. Тьфу на него, потный, плешивый козлище… Сбежала из дома с большим скандалом, позором и ультиматумом: на проблемы не жаловаться…
— До первой слезинки! — кричала мне в трубку бабушка. — Ты там так обрыдаешься! Домой на перекладных доберешься, в ноги отцу с матерью бухнешься…
Бабушка у меня старая, половины зубов нет, но крикливая. В ушах до сих пор звенел ее голос: добересси, бухнесси…
— О прощении молить будешь!
Неприятности и проклятия слали мне всем миром, всей родней.
Может быть, и сглазили… Сообща, так сказать.
Иначе как объяснить, что пять лет прошло, а я до сих пор в грязной, мелкой луже барахтаюсь и просвета не видно…
— Поговорила? — звучит над ухом мужской голос.
Я отпрыгиваю и влетаю плечом в угол. Мужик притягивает меня обратно:
— Тише, попрыгунья. Прыгать на другом месте надо. А тут внимательнее, убьешься. Давай знакомиться снова. Тихон! — протягивает мне свою ладонь.
Осторожно смотрю на тело мужчины.
Он надел трусы и джинсы, даже набросил рубашку и застегнул до середины груди. Вещи мятые, словно прямиком из сумки. Кстати, пока я Вере звонила, он добрился, оставив вместо бороды небольшую щетину, и выглядит значительно моложе. И не так пугающе. Возможно, я приняла его за черт знает кого от испуга. Да, все от испуга.
Вдруг он нормальный, и мы договоримся?
Аглая
Ладонь Тихона остается в воздухе протянутой, он держит ее несколько секунд, пока я изучаю его лицо, которое без отросшей бороды выглядит моложе. Плюс он оделся, и его бычья шея, широченные плечи в татуировках меня больше так сильно не пугают. Улыбка не ехидная.
Да, может быть, он нормальный, и мы договоримся, что он… съедет.
Я решаю пожать его руку, когда Тихон уже начинает опускать ладонь, видимо, подумав, что от меня ответного рукопожатия не дождется. Мое касание выходит неловким, я цепляюсь за крепкое запястье и пытаюсь потрясти по-мужицки, он перехватывает мою руку и зажимает между горячих, сухих ладоней.
Неожиданно дыхание перехватывает, и в носу щекочет, как от шампанского.
— Аглая.
— Глаша, значит, очень приятно.
Тихон легонько покачивает мою руку, словно баюкает ее и поглаживает большим пальцем по коже.
— Давайте договоримся?
— Давай на ты, Глаша? — подмигивает. — Как-никак нам здесь вместе жить.
— Вот об этом и поговорим. Прошу на кухню.
— Дамы вперед, силь ву пле.
Вхожу на кухню, пытаясь держаться прямо, а у самой поджилки трясутся и хочется обернуться. Неплохо было бы обзавестись глазами на затылке, чтобы видеть, что происходит за моей спиной.
Включаю свет, чайник, открываю холодильник. Нужно что-то приготовить, как-никак у меня — гости, и я хорошей хозяйкой считаюсь. Но что приготовить на быструю руку, ума не приложу. Решаю быстро пожарить картошки и состряпать творожную лепешку на сухой сковороде, заварить свежего чая.
— Я приготовлю немного перекусить. Вы… То есть… ты можешь побыть в другой комнате.
— Здесь посижу. Давно не видел, как баба готовит, — отвечает мгновенно.
— Баба?
— Я не про тебя, разумеется. Какая же ты — баба? — улыбается беззастенчиво. — Девушка. Это я так, в целом, про свое. В голову не бери.
— Что ж…. Если ты решил быть на кухне и лезть под руку, то вот… — толкаю в его сторону ведро и пакет с картошкой. — Можешь помочь начистить картошку, пока я буду занята лепешкой. Сковородка у меня одна.
— Картошку с армии не чистил, — скребет скулу Тихон. — Ладно, думаю, справлюсь как — нибудь.
С ножом Тихон управляется ловко. Вернее, взяв предложенный предмет, отточенным движением перебрасывает его несколько раз на ладони и только потом чистить начинает. Я наблюдаю за ним исподтишка, встав вполоборота, но потом замечаю, как он начинает чистить картошку.
— Потоньше, пожалуйста, — делаю замечание. — Полкартошки срезаешь.
— Точно, как в армии, — ворчит с усмешкой. — Сапог есть?
— Какой?
— Мой прапор тоже так просил. Потоньше, пожалуйста, Андриади. Первый раз просил, а на второй раз — хрясь сапогом по уху. И все все понимали.
— Нет, у меня нет сапога. Только полусапожки осенние. Но они с каблуком.
— Намек понял, делаю потоньше.
Тихон смотрит мне в лицо с ожиданием и поясняет:
— Ты чего застывшая такая? Я тебя растормошить пытаюсь, развеселить.
— Да вот… Как-то невесело, не каждый день подселяют жить… мужчину! — недовольно поджимаю губы, быстро взбивая вилкой творог с мукой и яйцом.
Все свое недовольство в движения рукой вкладываю, и комочки быстро дробятся.
— Давно в хатку забурилась, Глаша? То есть… заехала в квартиру.
От блатных словечек внутри прокатывается ледяной ком. Не стал бы нормальный так выражаться. То есть, тип подозрительный…
Чувство тревоги и настороженности вновь обостряется.
— Пораньше тебя. Позавчера заехала. Ждала соседку.
— Я понял, не дурак. Я тоже думал, здесь будет сосед, а вышло намного приятнее.
— Не согласна. Я не могу сказать, что мне приятно жить под одной крышей с мужчиной. Во-первых, это неприлично. Во-вторых, неудобно.
Где я белье сушить буду? Он же все мои трусы увидит! А как по квартире ходить? Ведь и не расслабишься в тюрбане, майке и коротких шортиках, не поваляешься на диване рыбкой, выброшенной на берег, после целой смены на ногах…
— Для меня подобное проживание — неудобное и неприемлемое.
Проверяю сковороду — нагрелась. Перекладываю тесто, расправляю ложкой по дну сковороды и накрываю крышкой, убавив огонь до минимума.
— Надеюсь, мы договоримся, и ты… съедешь, — заявляю прямо.
Так… Вроде с мужчинами так и
