и было. Мы ругались во время ремонта, не могли определиться с дизайном. Потом помирились. Ненадолго.
Я замолкаю, вспоминая нашу громкую и некрасивую ссору.
Потом шаткое перемирие и гадкая сцена.
Измену мужа не забыть, я увидела это на дне рождении старшего брата мужа. Я приболела и не пошла, а он отправился на дачу отмечать. Потом я все же решила поехать, не хотела обидеть его брата.
Стала невольной свидетельницей, как муж трахал там девку какую-то.
Я до сих пор помню, как она выгибалась, когда он ее жестко таранил сзади, а она от удовольствия кричала.
Боже, как она кри-ча-ла…
Намного громче, чем я… во время ссоры.
Внезапная боль пронзила низ живота.
Острая и безжалостная, все сильнее и сильнее. Сдерживаюсь из последних сил, а потом… кричу.
Роды?
Нет! Еще так рано, нет…
Она
За несколько месяцев до пролога
Мы с мужем ссоре.
Глупо поссорились из-за дизайна.
Я хотела одно, он — другое, был на взводе, требовал уступить. Я же не хотела, не хотела ему уступать, вцепилась в пастельный мятный для цвета стен вместо приглушенного фисташкового, который хотел выбрать он. Не знаю, что пошло не так и в какой момент мы начали ругаться, прямо в строительном гипермаркете.
Муж утверждал, что я капризничала. Просто капризничала из-за пустяков.
Но у меня было паршивое состояние. Мигрень накатывала, тело дрожало от перепада температур.
Мне было жарко в пальто и холодно без него. Кто-то опрокинул банку с краской, и она жутко воняла.
Я постоянно улавливала этот запах, он меня душил, вбивался в ноздри.
Но муж утверждал, что не чувствует неприятного запаха, а я — просто капризничаю сверх меры и поступаю ему назло.
Я же не могла понять свое состояние — хотелось противоположного того, о чем мы договаривались заранее. В итоге муж бросил:
— У тебя вкус колхозный, Анька! Очнись, ты уже не в селе. Ты, млин, в большом городе живешь. Пора привить хороший вкус!
Он… обозвал… меня… колхозницей?!
Я рассердилась и толкнула в него тележку, нагруженную до краев.
Колесо врезалось в ногу мужа, которая еще была почерневшей от синяка — на строящемся объекте ему на ногу упал тяжелый поддон. Муж прихрамывал неделю, теперь уже не хромал, но постоянно пользовался обезболивающей мазью.
— Совсем больная, что ли? — огрызнулся муж, Артем.
Он достал телефон. Ему снова кто-то позвонил.
По работе!
Мы больше полутора часов бродили по гипермаркету и постоянно ему звонили:
«Артем Алексеевич, договор…»
«Артем Алексеевич, счет на оплату выставлять…»
«Артем Алексеевич, проблемка нарисовалась…»
Задолбало…
Просто зубы уже скрипели: неужели хотя бы один чертов день нельзя было перевести телефон на беззвучный?!
— Опять работа! — закатила глаза. — ДАвай, решай, что у тебя там опять.
— Эта работа нас кормит, одевает и оплачивает все твои гребаные капризы.
— Я больше у тебя ни копейки не попрошу. На работу выйду…
Артем отошел на два шага в сторону и повернулся, прикрыл ладонью динамик телефона.
— На работу? Давай-давай, хотя бы вспомнишь, как это делается, когда денежка на карту тебе не с неба падает! Нет-нет, Ксень, я не тебе. Так, слушай…
Артем не стал слушать мои возражения, вернулся к разговору со своей Ксенией. Не знала я еще, что там за Ксения появилась, но я то и дело слышала ласковое и сокращенное обращение «Ксень…»
***
— Насюсюкался? — спросила у него после того, как Артем вернулся.
— Вот только не начинай!
— А что? Ксень-Ксень-Ксень… Давай уже сразу «кис-кис-кис»!
— У тебя ПМС, что ли? Не зачастила ли ты с ними, Ань?
— У меня хотя бы ПМС, а для тебя это состояние — привычное! Дерганый из-за своей работы. Снизь уровень нагрузки!
Муж сощурил темные глаза. Они у него красивые, безумно глубокие. Я с первого взгляда в них утонула — горячие, волнующие.
Однако теперь он смотрел на меня недовольно, без тени тепла.
Несколько лет в браке — горящие искорки потухли, теперь глаза мужа горели во время наших ссор и… секса после этих ссор.
Не понимаю, когда все испортилось… Почему мы сейчас ссорились, на глазах у посетителей магазина.
Но остановиться не мог никто — ни он, ни я.
Мы вдвоем неслись с вершины вниз по скользкому склону.
— Уровень ипотеки тоже снизится? — рыкнул муж. — Или твои дорогостоящие лечения, йоги, практики на разработку женских чакр и прочую муру? А обследования?!
— Я стараюсь для нас! Ты же хочешь детей.
— Я, Анька… Я от тебя уже никаких детей не хочу. Просто не люби мне мозги, выбери чертов фисташковый цвет!
— Цвет тошноты.
— Цвет моего настроения! — взревел Артем. — Потому что меня от тебя все чаще тошнит!
Словом, картина была «веселенькой» для посторонних взглядом.
Потом мы ругались еще на парковке, ругались в машине — меня душил запах его ароматизатора — показался слишком сладким, приторным.
— Смени его, боже, зачем ты повесил эту вонючку? — просила, прикрывая нос шейным шарфиком.
— Это подарок от коллектива, — ответил скупо, посмотрев на ароматизатор в виде костюма с красным галстуком.
В «галстуке» красная тошнотворная жидкость.
— Ксеня, наверное, подарила? — горько усмехнулась я и резким жестом сорвала ароматизатор.
— Верни на место. Ты что творишь? — возмутился.
— Вернуть? Что, нравится, как пахнет? Так сильно нравится? Напоминает женские духи, все дешевки такими пользуются! — ответила я.
Я просто не могла спокойно смотреть на этот ароматизатор и дышать им, тем более.
Это же мерзость, мерзость!
Я нажала на кнопку и выбросила ароматизатор в приоткрытое окно.
— Истеричка! Какая же ты сегодня… избалованная и никчемная истеричка. Ничего не можешь… Ни цвет стен выбрать, ни вести себя прилично, ни даже, просто, о б…, родить мне. У тебя и был всего — план минимум, Ань, понимаешь?
План минимум, значит…
На глазах закипели слезы.
Сердце от боли и обиды разрывалось на части.
Я-то думала, что он меня любил…
Но вот как, оказывается?!
