салон. Кожаный, чёрный, со стильными металлическими вставками. Нос улавливает лёгкий аромат новой машины, но его моментально перебивает другой запах. Его. Хищника.
Сглатываю. Пальцы с силой вцепляются в ремень безопасности.
— Куда вы меня везёте? Зачем? И почему.
Едва слышный писк не похож на мой голос. А кондиционер, направленный в ноги, неприятно холодит кожу. Стараясь не двигаться, левой ногой нашариваю спавшую туфлю.
— Это измена вдохновила твоё любопытство? — короткий смешок. — Раньше не приходило в голову интересоваться подробностями?
Как удар под дых, от которого перехватывает дыхание, а ногти начинают болеть от силы, с которой я сжимаю ремень.
— Выпустите… остановите. Я выйду.
Горло сжимает спазмом, я стараюсь глубоко дышать, но всё равно лечу в бездну отчаяния, в которую меня вогнал Пашка.
— Согласен, не моё дело, — усмехается он. — Сейчас выйдешь. Тем более, уже приехали.
Машина резко поворачивает налево, нам сигналят, но Хищника это не волнует. Он останавливается перед шлагбаумом, но не проходит и мига, как бело-красная палка поднимается, уступая силе и наглости посетителя.
— Я не люблю, когда левые девицы валятся мне в руки. Обследуешься и можешь идти куда хочешь.
На мгновение мы встречаемся взглядами. Его тёмно-серые глаза холодны и злы, а я чувствую себя ненормальной, пропадая во взгляде цвета дождя.
— Как вас зовут?
— Тигр, — выдаёт без запинки, а у меня шок.
— В смысле Тигран?
Но он не отвечает. Махина, которая называется машиной, заезжает на территорию первой областной больницы — подняв глаза, я узнаю огороженную территорию внушительного медгородка.
— Но мне не нужен врач, — пытаюсь протестовать, когда он открывает мою дверь.
Не подаёт руку, нет. Просто стоит, хмурится и требует. Молча, одним только взглядом.
И мне приходится опустить глаза и подчиниться. Не сидеть же так целый день. Тем более, в отличие от… Тигра в больнице я объясню, что со мной всё в порядке. Особенность, не больше.
Только становится хуже, ведь ни строгая медсестра, ни молодой и серьёзный врач не то что не слушают, они делают вид, будто меня не существует. Не помогают ни вопросы, ни требования, ни даже угрозы. Хотя последнее неудивительно. Кто я по сравнению с хищником, который кивнул на меня и остался где-то за матовыми пластиковыми дверьми.
Поэтому я молча и покорно позволяю взять кровь из вены, провести узи, экг и даже осмотр терплю, хотя ничего не понимаю в происходящем.
Меня что, будут пробовать на роль эскортницы?
Но тут же отсекаю мысль, как идиотскую. Тигр похож на босса мафии, миллиардера, убийцу, но никак не торговца живым товаром. Этот скорее убьёт, чем станет лебезить и договариваться.
— Что происходит? — раздражаюсь, когда меня снова приводят к Тигру. — Ответьте! Я вам что, игрушка?
Но мужчина, расслабленно развалившийся в кресле одного из кабинетов лениво поднимает взгляд. А я едва не затыкаюсь раз и навсегда. Едва — потому что пересиливаю себя. В конце концов, крепостное право отменили сто шестьдесят три года назад!
— Не хотите отвечать — не надо. Из-за вас я опоздала на работу. Меня могут уволить! — срываюсь на крик.
Приходится потратить драгоценные секунды, чтобы откашляться.
Мне никак нельзя без работы. Наша квартира… та, в которой мы жили с Пашкой, принадлежала его родителям. Они сдавали её нам за более-менее скромные деньги, а плату принимали только из Пашкиных рук. Как же! Я же недостойна и, вообще, неряха и лентяйка.
А то что их драгоценный сынок жил за мой счёт столько лет, их не беспокоило.
— Ну и ладно! — чувствую, что истерика на подходе, но не могу себя контролировать. — Тогда я пошла.
Но, конечно, никуда я не двигаюсь. Потому что Тигр в мгновение оказывается рядом, рука смыкается вокруг моего запястья, а меня снова парализует его аромат.
— Сядь, Олеся Игоревна.
И тут я понимаю.
Мой взгляд цепляется за короткую стильную стрижку на тёмные волосы. Скользит дальше, по высокому лбу, тёмным бровям и правильному носу. Старательно обходит тёмно-серые глаза, замечает небольшую щетину и твёрдый, волевой подбородок.
Тигр обладает истинно мужской красотой. Мощной. Суровой. Дикой. Такой, что я всё время на грани невроза от двух раздирающих в разные стороны желаний. И я не вру, мне действительно хочется оказаться подальше от него. И в то же время снова ощутить на себе прикосновение сильной ладони.
— Вы сумасшедший, — натянуто улыбаюсь. — Поэтому и врачей знаете, удивительно только, что не в психдиспансере. Он вроде на два квартала дальше и…
Чем дальше говорю, тем больше понимаю, что совершаю ошибку.
Боже, да он убьёт меня одним ударом. И то, как Тигр надвигается на меня, особенно похожий на своего дикого тёзку, только подкрепляет уверенность.
Зажмурившись, шагаю назад, пока не упираюсь в кресло. Не удерживаю равновесие и некрасиво заваливаюсь назад. Ноги задираются выше головы, я ойкаю и наверняка свечу бельём на весь кабинет.
— Придурок, что, тебя бил? — вдруг вполне мирно звучит сверху.
А я не могу ответить, я судорожно одёргиваю костюм, который обнажил не только всё снизу, но и сбился, демонстрируя живот и часть груди.
Горло перехватывает спазмом. Мне дико неуютно рядом с ним, и ещё хуже то, что он видел меня всю!
— Отвечай.
— Что? — шёпотом.
В то время как слёзы жгут глаза.
Господи, я же была хорошей девочкой! Никого не обижала, никому не отказывала, помогала по мере сил и даже сверх их. Так за что мне это?
Сначала со своей…
Снова зажмуриваюсь, стискиваю челюсти.
Потом этот Тигр, которому вообще непонятно что надо. Да я в жизни не поверю, что его беспокоит моё здоровье. Скорее, он притащил меня в больницу, чтобы проверить, что я не заразная. Не накашляла вирусами на кожаный салон и огромную и блестящую махину, по ошибке названную машиной.
— Тебя били?
Подбородок внезапно вздёргивает вверх, я ахаю и широко распахиваю глаза. Хотя лучше бы нет, потому что серая сталь оказывается в каких-то жалких сантиметров от моих глаз.
— Н-нет. — Дёргаю подбородком, но он не отпускает. — Да нет же! Пашка… он нервный, несдержанный. Мог… — сглатываю. — Мог ударить кулаком по стене, но никогда…
— Рядом с твоей головой, да, красивая? — щурится Тигр.
В то время как в моей голове сумбур, разброд и шатания. Особенно яркие после его: “красивая”.
Щёки опаляет пожаром, становится душно и хочется ослабить ворот рубашки. Я не понимаю ничего и уже не уверена, что хочу понимать. Всё, что мне надо — это освободиться от хищного внимания, поехать домой, выплакаться хорошенько и что-то решать.
Но врать ему я почему-то
