видела ее изуродованное лицо в своих воспоминаниях и каждый раз, когда закрывала глаза.
Я была в машине с ее трупом три часа.
Три часа, которые показались мне тремя очень долгими днями.
Я теряла сознание много раз, приходя в сознание только для того, чтобы снова и снова видеть ее окровавленное лицо, в то время как я кричала ей, чтобы она дышала, чтобы осталась в живых.
В ту ночь Грейслин не была пристегнута ремнем безопасности. Сила удара и наша машина перевернулась, и она вылетела через лобовое стекло. Ее крики до сих пор отдавались в моих ушах. Ее опухшее, изуродованное лицо с осколками стекла, застрявшими в ее плоти, все еще горело в моем мозгу.
Большую часть времени я проводила время так. Вяло смотрела в окно, наблюдая, как восходит и садится солнце, наблюдая, как проходит день, превращаясь в месяцы.
Не то чтобы я могла убежать от своего страдания. Нет, я даже ходить не могла.
Эта авария забрала у меня больше, чем кто-либо когда-либо могла увидеть.
Через несколько часов дверь снова открылась, вырвав меня из моих мыслей. Я все еще сидела на том же месте, где сегодня утром меня оставила Селена.
— Я не голодна, — сказала я, уже зная, кто это. В мою комнату пускали только двоих. Селена и мой отец.
Отец редко навещал меня.
И Селена была единственным лицом, которое я видела каждый день. Ее присутствие и единственный человеческий контакт, который у меня был с тех пор, как я очнулась от комы и была доставлена обратно в поместье моего отца, сохранили то, что осталось от моего здравомыслия.
— В комнате пахнет смертью и отчаянием. Откровенно говоря, я одобряю.
Мои глаза расширились.
Нет.
У меня закружилась голова, а воротник свитера был слишком тесным.
Что он здесь делал?
Киллиан Спенсер был последним человеком, которого я ожидала увидеть в своей комнате. В последний раз, когда мы виделись…
Два месяца назад, когда я впервые посетила место упокоения моей сестры. Он был там до меня, и когда я повернулась, чтобы уйти, он не отпустил меня, не высказав мне своего мнения.
Холодный голос.
Темные глаза.
Жестокие слова.
Это был Киллиан Спенсер. Новый он.
— Джулианна, — он насмехался над моим именем. Я представила, как он с отвращением скривил губы.
— Прежде чем ты что-нибудь скажешь, — начала я его предупреждать, но он перебил меня.
— Наши отцы устроили наш брак. Сейчас он находится в стадии оформления.
Я замолчала и закрыла глаза, сдерживая отчаянный крик. Он подошел ко мне сзади, его шаги звучали все ближе. Я чувствовала тепло его тела. Я чувствовала запах его сильного, пряного одеколона. Уникальный и знакомый.
В груди у меня загрохотало, когда я прерывисто выдохнула.
— Ты мог отказаться.
Боковым зрением я увидела, как поднялись его руки, и он положил их на ручки моей инвалидной коляски. Впервые я осознала, насколько бессильна против него. Слабая и хрупкая.
Он легко мог причинить мне боль.
И я бы позволила ему.
— Ты говоришь это, и все же знаешь, насколько важен этот брак для обеих наших семей, — усмехнулся Киллиан.
Мои пальцы вцепились в серебряный браслет с подвесками. С неистовой потребностью я использовала острый край сердца и глубоко вонзила его в запястье. Я вздрогнула, и боль заставила меня задуматься. Заставила меня чувствовать себя живой.
— Это единственная причина, по которой ты согласился на этот брак?
Он наклонился вперед, приближая свою голову к моей. Я почувствовала его дыхание у своего уха.
— Ты прекрасно знаешь, каковы мои причины.
— Ты можешь просто убить меня, — сказала я. — Облегчи нам обоим задачу, ты так не думаешь?
— Зачем тебе легкая смерть? — Ненависть в его голосе была безошибочной. — Она умерла жестокой смертью, Джулианна. И тебя постигнет худшая участь.
Вот оно. Это была причина, по которой мы были отравлены вместе.
Я убила его любовь, и он хотел отомстить.
— Ты знаешь, какое сегодня число?
Как я могла забыть?
Киллиан был все еще слишком близко. Его присутствие удушало.
— Она должна была пойти к алтарю сегодня, — сказал он, мертвый и бессердечный. Но я не упустила ни боли, ни тоски в его голосе.
Грейслин была бы самой красивой невестой на свете. Я закрыла глаза и подавилась всхлипом, грозившим вырваться из моего горла.
Мое всхлипывание заполнило комнату, и Киллиан повис в ужасной тишине. Его молчание было зловещим и тревожным. Киллиан был смертоноснее гадюки, выжидая подходящего момента для удара.
Он обошел мою инвалидную коляску и встал передо мной. Одетый во все черное, он был внушительной фигурой. Я перевела взгляд с его начищенных кожаных ботинок на сильные бедра, широкую грудь и плечи, а затем на лицо. Полные губы, темные глаза и ледяное выражение.
Наши взгляды встретились, и он моргнул один раз, как будто стряхивая образ меня из своей памяти. Как будто я призрак, преследующий его.
Может быть, я им и была.
Киллиан прислонился к окну, его руки легли на подоконник, когда он скрестил лодыжки. Он выглядел во всех отношениях сильным и уверенным в себе человеком, каким и был. Такой коварный, такой контролирующий, такой жестокий.
Я заерзала под его взглядом, чувствуя себя такой неуправляемой, пока он был так сдержан.
— Два года.
Я моргнула.
— Что?
В его левой щеке чесался тик, мышцы напряглись, а челюсть затвердела. Киллиан кивнул на мои ноги — бесполезные и хрупкие.
— Твой отец сказал, что тебе понадобится много времени, чтобы снова ходить, если ты вообще будешь. Со всей необходимой терапией он дает тебе два года.
Я сглотнула.
— Два года…?
— Два года, чтобы ты могла пойти к алтарю. Наша свадьба состоится в этот день, через два года.
Я знала, что это произойдет. Отец заранее предупредил меня — мне придется занять место Грейслин у алтаря, — но я все еще не была готова к этому объявлению.
— Что, если я не смогу ходить?
Он жестоко ухмыльнулся.
— Тогда я потащу тебя по проходу на твоих гребаных коленях, если придется.
Я судорожно вздохнула. Киллиан отошел от окна и наклонился вперед, приближая свое лицо к моему. Я даже не могла пошевелиться. Моя инвалидная коляска удерживала меня на месте. Его дыхание парило над моей вуалью, прямо над моими губами.
— Слушай меня очень внимательно. Ты выйдешь за меня замуж; ты заплатишь за свои грехи и умрешь от моих рук.
Он не видел, что я уже расплачиваюсь за свои ошибки.
Как и все остальные, Киллиан меня не видел. Они видели мою вуаль. Они видели мой грех.
Джулианну Романо больше никто не видел.
Они не видели ни моего раскаяния, ни того, что призрак моей сестры преследовал меня.
Мои ногти глубже впились в ладонь, проливая кровь. Я
