Уилл продолжал писать, а я вышла из гостиной в смежную комнату. Двери не было — один лишь проем.
— Столовая, — пробормотала я, прикинув размеры комнаты. У дальней стены примостился остов камина с зияющим очагом. Три окна в стене напротив были достаточно высокими, чтобы в них можно было выйти, не нагибаясь.
— Может, тут поставить застекленные створчатые двери, ведущие на эту сторону веранды?
— Отлично, — сказал Уилл, продолжая что-то писать. — У ландшафтного дизайнера были какие-то мысли насчет разбивки сада с вечнозелеными растениями в этом месте.
— С фонтаном, — сказала я, кивнув. — Обязательно нужен фонтан. Чтобы вы могли оставлять двери открытыми и слушать, как журчит вода.
Я направила луч фонаря в потолок и нахмурилась. Штукатурка облупилась, открывая взгляду участки необработанной доски. Голый черный шнур свисал с центра потолка.
— Здесь должна висеть та люстра «Уотерфорд», — сказала я. — Или вы хотите повесить ее в другом месте?
— А вы как думаете?
— Здесь, — сказала я. — И мы найдем красивый стол, возможно, набор из стульев в стиле чиппендейл. И еще буфет — какой-нибудь необыкновенный, старинный. В Новом Орлеане регулярно устраиваются аукционы. На своей веб-странице они помещают изображения предметов, которые будут продаваться. Там всегда можно купить красивые вещи. Нам понадобится немного георгианского серебра — чуть-чуть там, чуть-чуть здесь. Комната получится очень красивой.
— Звучит неплохо, — сказал Махони.
— Если только ваша дама не любительница французского стиля, — поправилась я, внезапно засомневавшись в правильности выбора. — Мы можем оформить дом во французском стиле, но лично я думаю, что этот стиль слишком легковесный для такого мужественного здания.
— Мужественного? — спросил Уилл, озираясь. — Разве дом может иметь пол?
— Конечно. А ваш дом — настоящий силач. Смотрите, какие большие и квадратные комнаты на первом этаже. И вдобавок к самому дому не прилипли все эти викторианские побрякушки.
— Викторианский стиль плох? — спросил Уилл, явно озадаченный.
— Такие украшения органично смотрятся на домах викторианской эпохи, каких вы во множестве могли видеть в городе, — сказала я. — Но они неуместны на доме, построенном перед началом Гражданской войны, — ваш дом явно сделан в классическом стиле. Но после того как Гражданская война закончилась, и люди мало-помалу стали выбираться из нищеты, им захотелось малыми средствами украсить себя и свое жилье. Все эти завитушки и побрякушки были нужны лишь для того, чтобы показать соседям, что они больше не банкроты.
— Но с Кардуэллами такого не произошло, — сказал Уилл. — Когда спрос на хлопок упал, они разорились и больше не оправились.
— И в этом вам повезло, — сказала я.
Я попыталась открыть дверь в стене, напротив окон.
— Куда она ведет?
Уилл убрал мою ладонь с дверной ручки.
— За ней провал на четыре фута глубиной.
— В самом деле?
— Пока да. Там была на скорую руку сколоченная кухня, но мы ее снесли на этой неделе.
Я вернулась в холл и оттуда прошла в западное крыло. Гостиная западного крыла была точной копией гостиной в восточном, только эркера не было.
— Нам на самом деле нужны две гостиные? — спросил Уилл.
— Не обязательно, — сказала я. — Часто, реставрируя дома той эпохи, мы делаем одну из комнат гостиной, а другую превращаем в библиотеку или кабинет.
— В библиотеку, — согласился Уилл. — У меня в кладовой книг на целую комнату. Так и лежат нераспакованные уже три года, с тех пор как я приехал в Джорджию.
— Откуда приехали? — спросила я, пробегая ладонью по расколотой мраморной отделке камина.
— Из Южной Каролины, — сказал Уилл. — А в Южную Каролину я приехал из Северной.
— А еще раньше где вы жили? У вас нет отчетливого южного акцента. Я знаю, что вы не из янки, но вы не похожи на паренька из Джорджии — штата белой бедноты.
— Я жил в Нашвилле, хотя учился в Джорджии в политехническом институте, а потом там же проходил специализацию по текстильной промышленности.
— Мой отец тоже технарь, — сказала я. — Может, вы ему именно поэтому понравились?
— Возможно.
Дверь напротив была приоткрыта. Я распахнула ее и оказалась в прямоугольной комнате, из пола которой торчали обрезанные водопроводные трубы. Явно очень старые.
— Ванная комната? — спросила я. — Больше нигде здесь не было ничего похожего на ванную.
— Ванная, соединенная с прачечной, — сказал Уилл. — Тут была старая ванна для стирки. Рабочие оттащили ее на свалку. Эта комната единственная в доме, где есть подвод воды и канализации. Наверху ванной нет.
— Нам придется этим заняться. Мы могли бы урезать немного пространства от библиотеки и сделать симпатичную просторную ванную, где для всего хватило бы места. — Указала на другую дверь в противоположном углу. — А эта куда ведет?
— Изначально там была комната горничной, — сказал Уилл. — Она соединялась с кухонным крылом. Архитектор планирует полностью перестроить и расширить это крыло. Там предполагается разместить кухню, буфет, прачечную и комнату для завтрака, которая выходила бы на новую веранду. И там же будет еще одна большая ванная.
— Хорошо, — одобрительно заметила я. — Некоторые хозяева на первом этаже размещают еще и хозяйские спальни с этими громадными садовыми кадками, которые они называют напольными вазами, да еще по паре комнат для одежды. Но в этом случае пропорции дома роковым образом нарушаются и создается впечатление, словно вы пристроили у себя на заднем дворе нечто вроде мотеля.
— Мне приятно, что вы меня одобряете, — сказал Уилл, самодовольно ухмыляясь. — Наверху не хотите посмотреть?
— Только мельком. Уже сильно стемнело.
Махони пошел первым, я следом. Перила были наскоро сколочены из дешевых сосновых досок.
— У нас есть оригинальные перила — они в мастерской, — сказал Уилл. — Плотник уже делает новые стойки для перил и полирует заново старые перила. Они сделаны из цельного куска красного дерева. На самом деле очень красивые.
На втором этаже тоже был просторный квадратный холл с комнатами по обе стороны от него. Я заглянула в первую комнату. Она была такой же большой, как и комнаты на первом этаже с большими окнами, за которыми теперь уже стояла звездная ночь.
— Красиво, — с восхищением сказала я.
Я открыла дверь, которая, как мне думалось, ведет в кладовку, но обнаружила светлую, хотя и совсем маленькую, примерно два на три метра, комнату.
— Комната для младенца, — сказала я.
— Это разве не кладовая? — спросил Уилл.
— Ну, кто-то может считать это помещение кладовкой, но тетя Глория говорила, что в такие комнаты ставили колыбельку. Там жили младенцы — те, которых рано было переводить в настоящую детскую.
