– Ни в коем случае, – упорствовал Джон. – Ты знаешь правила. Никто из нас не получит и десяти центов в следующие пять лет.
Вернувшаяся Даллас села за стол.
– Я что-то пропустила?
Престон, которого, судя по виду, в свою очередь затошнило, пролепетал:
– Камерон хочет распустить клуб и поделить вклады.
– Ни за что! – возмутилась Даллас. – Попробуй только снять деньги, и Служба внутренних доходов в два счета нас прижмет. Никогда!
– Он не сможет снять деньги, пока мы не пойдем в банк все вместе. Помните? Нужно поставить четыре подписи, прежде чем нас допустят к вкладу. Мы сами выдвинули такое условие, – успокоил Джон.
– Ты настоящий ублюдок!
– Да, ты уже говорил. Согласись, Камерон, ты злишься не потому, что я тебе лгал. Рвешь и мечешь из-за того, что твоя жизнь превратилась в кошмар. Я знаю тебя лучше, чем ты сам. И понимаю, о чем ты думаешь.
– Интересный разговор. В таком случае просвети меня.
– Ты думаешь, что я не так уж плохо устроился. Верно?
– Да, – кивнул Камерон. – Именно так я и считаю.
– Но у тебя самого хватает храбрости только на то, чтобы ныть, – спокойно продолжал Джон. – А вот я действовал. Ясно? Кстати, Даллас, не солги я, и ты никогда не попросила бы Монка убить Кэтрин.
– Но, Джон, если ты так хотел избавиться от нее, почему же просто не развелся? – допытывалась Даллас.
– Деньги. Я хотел заполучить все, что у нее было. Клянусь Богом, я заслужил это за годы мучений с ней. Она была властной сукой. Все время старалась взять надо мной верх! – взорвался Джон, и впервые они услышали в его голосе горечь и ненависть. – В отличие от Камерона я не глушил тоску спиртным, а думал и рассчитывал. Вы понятия не имеете, как она была омерзительна. Жирела не по дням, а по часам. Кроме того, она страдала ипохондрией. Только и говорила что о своем здоровье. У нее действительно были шумы в сердце, но не настолько серьезные, чтобы придавать этому значение. Она пришла в полный восторг, когда ей об этом сказали. Это дало ей предлог стать еще неряшливее и грязнее. Она улеглась в постель и больше не вставала. Несчастные горничные носились вокруг нее, прыгали на задних лапках, выполняя все желания хозяйки. Я надеялся, что сердце у нее не выдержит такого обжорства. И клянусь, пытался убить ее тоннами шоколада, который приносил с собой каждый вечер, но на это ушло бы слишком много времени. Да, я бегал по бабам, а она ничего не знала, поскольку, как уже сказано, была слишком ленива, чтобы встать с постели, не говоря уже о том, чтобы выйти из комнаты. Поверьте, я не мог возвращаться к ней домой. При виде этой свиньи мне хотелось рыгать.
– И поэтому мы должны тебя пожалеть? – осведомился Камерон.
– Нет. Но, не находите, что границу мы пересекли давным-давно?
– Мы никогда никого не убивали.
– И что из этого? За все, что мы сотворили, дают самое меньшее двадцать, а то и тридцать лет тюрьмы.
– Но это были экономические преступления, – слабо возразил Престон.
– Это и станет твоим оправданием перед Службой внутренних доходов? – хмыкнул Джон. – Считаешь, что они просто пожурят тебя и шлепнут по рукам?
– Но мы раньше не убивали.
– А теперь убили! – отрезал Джон, раздраженный нытьем Престона, и, обратившись к Камерону, добавил:
– Вот что я скажу тебе: это оказалось легко, настолько легко, что можно повторить еще раз. И хочешь моего совета? Мы могли бы подождать немного, с полгода или около того, а потом снова потолковать с Монком о твоем дельце.
У Даллас даже челюсть от удивления отвалилась.
– Ты совсем рехнулся?
Камерон склонил голову набок и принялся разглядывать Джона. Он уже сам об этом подумывал.
– Я был бы крайне рад, нанеси Монк визит моей женушке, Это стоит всего, что у меня имеется, до последнего пенни.
– Все возможно, – вкрадчиво заверил Джон.
– Если вы сейчас же не заткнетесь, я выхожу из игры, – пригрозил Престон.
– Поздно! – отрезал Джон.
– Но такой вещи, как идеальное убийство, просто не существует, – возразила Даллас.
– А убийство Кэтрин? Что может быть идеальнее? – ухмыльнулся Джон. – Могу заметить только, что ты и об этом подумываешь, верно, Кам?
– Да, – едва слышно пробормотал он. – Верно. Престону вдруг захотелось стереть самодовольное выражение с физиономии Джона.
– Ты стал настоящим чудовищем! Если кто-то узнает о Кэтрин…
– Расслабься, – снисходительно посоветовал Джон. – Мы чисты, как только что выпавший снег. И перестань тревожиться. Никто ничего не пронюхает.
Оказалось, однако, что смеется тот, кто смеется последним. А последней, как выяснилось, была именно Кэтрин. Подлая сука велела своему поверенному Филиппу Бенчли огласить ее последнюю волю и завещание через шесть недель после похорон. Джон рвал и метал, но что он мог поделать? Даже мертвая, эта женщина пыталась управлять им.
Кэтрин наняла Филиппа еще до свадьбы с Джоном. Он был партнером престижной фирмы «Бенчли, Терренс и Полсон» и знал, с какой стороны хлеб маслом намазан. Старый пердун расстилался перед Кэтрин, выполняя любой ее каприз. Насколько знал Джон, она изменяла свое завещание не меньше трех раз только за годы их брака. Полгода назад пришлось залезть в ее бумаги, дабы убедиться, что он – главный наследник. После этого Джон счел за лучшее отслеживать все телефонные звонки и посетителей, чтобы у нее не было возможности снова потолковать со своим жополизом-поверепным.
Со дня се смерти у Джона накопилась гора счетов, почти все просроченные, да и Монк стоял над душой, требуя денег. Чтобы умаслить его, Джон поднял сумму премиальных до двадцати тысяч.
Сидя в роскошном кабинете Бенчли, Джон тихо кипел от ярости. Какая наглость со стороны поверенного заставлять его ждать!
Джон снова взглянул на часы. Три сорок пять. Он собирался встретиться с друзьями «У Дули», чтобы отпраздновать! Они скорее всего именно сейчас выходят с работы.
Дверь за его спиной открылась. Джон не потрудился оглянуться. И уж конечно, не заговорит первым, каким бы ребяческим ни показалось его поведение.
– Добрый день.
Голос Бенчли был не просто холодным. Почти ледяным.
– Вы заставили меня ждать сорок минут! – рявкнул Джон. – Так что давайте покончим с этим делом и разойдемся!
Бенчли даже не извинился. Сел за письменный стол и выложил толстую папку. Джон с ненавистью подумал, что этот коротышка со своими кудрявыми, стоящими дыбом седыми волосами походит на гнома.
Поверенный открыл папку. Дверь снова распахнулась, и двое молодых людей, которых Джон посчитал младшими партнерами, поспешили встать за спиной Бенчли. Не успел Джон спросить, что это означает, как Бенчли сухо обронил единственное слово:
