В шестидесяти шести сантиметрах от Урсулы, если провести по карте прямую линию, Марина вспыхивает при мысли о ежевечерних воображаемых оргиях в ванной комнате, до того провонявшей освежителем воздуха, что приходится дышать ртом, пока слезы буравят дорожки на висках и утекают в волосы.
– Ты его знаешь, – не отстает Урсула. – В пятом классе мы все были от него без ума. Мисс Ковс показывала «Нашу Англию» на сдвоенном уроке истории. Ты должна пом…
– Так это он? Боже! Серьезно? Я совсем забыла – ну конечно, Вайни! Но почему его нет в «Реестре»?
– Какая разница? Может, у тебя даже есть его книги. У меня есть «Влюбленные Тюдоры», это потрясающе. Софи явно читала какую-то, хотя там примерно восемьсот девяносто две страницы. Она могла бы тебе одолжить. Или ты теперь охладела, влюбившись в Зародыша?
– Прекрати. Вау! Я и не думала. Да, мы его любили…
– Вот именно, вау. Кстати, помнишь, как Роуз сказала…
– Мне пора, – говорит Марина. – Прости, но тех, кто опаздывает на утренний урок, казнят.
– Ох уж эти твои субботы… Ты до сих пор носишь форму? Она еще не всю кровь из тебя вытянула?
– Сама знаешь, ношу. Приходится.
– Ладно, ладно. Давай, скажи по-быстрому, зачем тебе знать об Александре Вайни? Ты там что, свингом занялась?
Марина объясняет зачем. Урсула пищит, как морская свинка.
– Ты шутишь?!
– Нет, это правда. Я думала, Гай… ну, не связала сразу. Он… такой заурядный, и совсем никакой романтики.
– Ты понимаешь, что это значит? У тебя все шансы. Выйти за него.
– За Гая? Он младше меня на год.
– Да нет же, за Гая Старшего. Знаменитого. Мы ведь так и хотели! По крайней мере, тебе придется попробовать. Мы связали себя узами.
– Не узами, а обетом.
– Уточним у Зои. Но это твой долг.
– Не сходи с ума.
– Кто еще сходит! Говоришь, Зародыш тебя пригласил? Значит, ты легко можешь с ним познакомиться. Скажи «да», и дело с концом.
– Не могу, – отвечает Марина, но в груди у нее разгорается странный жар: пустота, как любовь или голод. Она теперь вспомнила лицо Александра Вайни: далеко не юное, но отцы ее подруг не намного моложе.
– Можешь.
– Нет, Урс. Я буду выглядеть… глупо.
Мгновение Урсула молчит, а потом произносит:
– Ты обещала нам. Твоим старым подругам. Может, ты теперь считаешь нас детьми, но…
– Я так не считаю.
– Хорошо. Мы все обещали. Вот и все, что я хочу сказать.
Лора стоит у входа в Порчестерские бани. Остальные уже на лестнице, увлеченно разглядывают горизонт; они любят дуться на отстающих. В руке у нее трепещет письмо от мужа – сына Рози, отца Марины.
Он хочет вернуться.
Это чудо, заветная мечта сестер Каройи. Для них все мужчины священны: достаточно ввернуть лампочку, чтобы стать в их глазах божеством. Очаровательного и галантного Петера всегда чтили больше, чем зануду Роберта, старшего сына Рози. Лора была уверена, что, называя себя «иностранцем», Петер рисуется, – пока не встретилась с его родителями. Она словно очутилась в квартире где-нибудь посреди Праги или Вены: пластинки с классикой и книги по искусству, удивительная еда, фотографии, с которых отовсюду на нее глядел «Пэтэр», Святое Дитя: избалованное отрочество в торжественном макинтошике, статная юность с ухмылкой на губах – возле гордой матери с прической «улей», на чьей-то свадьбе.
Догадаться можно было уже тогда, но Лора ничего не заметила. Когда он стал пропадать – сперва часами, потом сутками, а после и вовсе исчез, – это было ужасно, но вместе с тем принесло облегчение. Безделье, пьянство, ссоры на пониженных тонах, бесконечные обещания стать другим человеком – все осталось в прошлом. Теперь ей нужно присматривать всего за одним ребенком, утешала она себя. А потом им стало не на что жить, и по настоянию Рози, решившей, что Марине нужна семья, они переехали – разумеется, временно – в Вестминстер-корт. Марина свыклась, хотя и отказывается говорить об этом. Все они свыклись, даже бедняжка Рози, которая делает вид, что «Пэтэр» всего лишь уехал куда-то из-за работы, как Роберт уехал в Австралию.
Где же он был? В коме? В открытом море? Письмо, неожиданно здравое и покаянное для человека в его положении, туманно ссылается на друзей. Не намек ли это на двоеженство? Лора и не догадывалась, как это унизительно – знать, что все это время он был жив. Казалось, проще его ненавидеть, пытаться забыть. И хуже всего, теперь появилась надежда.
Потому что с его возвращением все может измениться. Она невидящим взглядом смотрит на вышитый транспарант над распашными дверями:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ
в Венгерскую женскую лигу
56-й
ежегодный базар
Если он вернется, думает Лора, Рози простит невестку за то, что та обратила в бегство ее святого сына. Марина смягчится. Можно будет даже исполнить свою давнюю мечту: позвонить в приемную директора Кум-Эбби, в этот обшитый деревом замок, распространяющий отраву, и приказать им отправить Марину домой.
«Дура. Твой бывший муж, – напоминает она себе, – ни на что не годный бездельник, пьяница и эгоист. Он принес семье (и больше всех – дочери) достаточно горя. Это не должно повториться».
– Лора?
Она поднимает голову. Рози, Ильди и Жужи, ничего не подозревая, смотрят с вершины лестницы.
– Что там, дорогуша? – спрашивает Ильди.
Разве они не свыклись с судьбой, разве жизнь не вернулась в прежнее русло? Марине ни к чему такие переживания. Прежде чем уничтожить все, что у них есть, нужно перечитать письмо – тщательно, в одиночестве.
– Я…
Представить только, что она объявит о возвращении Петера, а он обманет их надежды: эти немытые волосы, эти большие опасные глаза. Последние тринадцать лет в Вестминстер-корте строили баррикады. Нельзя просто так открыть дверь и впустить ураган.
– Лора? Что там?
– Я…
Она все расскажет. Конечно, расскажет. Даже когда рука по своей воле возвращает письмо в карман, Лора намерена поступить правильно. Только дайте ей время.
Разумеется, Марина не собирается ехать к родителям Гая. Однако в перерыве между уроками голод и тоска по матери приводят ее в школьную кондитерскую, где остальные ученики проматывают деньги на голубую шипучку и отвратительное, отдающее маргарином печенье под названием «Слайс». Марина покупает драже из шербета, и тут появляется Гай.
– Ну как? – спрашивает он.
– Что?
– Чем вечером занимаешься?
– Иду на прослушивание в хор.
– Ты же говорила, что не умеешь петь.
– Знаю, – сухо отвечает Марина, озираясь по сторонам, потому что она изменщица и не может перестать думать о Саймоне Флауэрсе. – Но попробовать нужно.
