А вот китайская мудрость ей бы сейчас не помешала. Да что угодно, лишь бы помогло разобраться во всем этом. Но под рукой только Люк Бардел, и скорее в Шанхае выпадет снег, чем она обратится к нему с надеждой получить правдивый ответ.
Рэчел решительно отогнала мысль о самозваном мессии. Слишком много она думает о нем, нервничает из-за него. Ближайшие полчаса стоит посвятить себе, побыть одной в магической тишине сада. Хотя бы полчаса, в течение которых можно не дергаться, не злиться, не бороться. Когда вернется в центр, тогда и примет снова боевую стойку.
В какой-то момент ветерок как будто принес из пустыни тихие, но уже знакомые звуки флейты. Прислушавшись, она узнала их — индейская музыка, мрачноватая и мелодичная, с ритмичными пристуками барабанов.
Она нервно взъерошила коротко постриженные волосы и шагнула в сад. Гуляла ли ее мать по этому саду? Это казалось маловероятным — Стелла еще меньше, чем дочь, интересовалась природой.
Да и какая разница? Стелла и ее деньги не имели значения, по крайней мере в эту минуту. Ее окружал тихий вечер, и по мере того, как тени удлинялись, Рэчел отходила все дальше от главного здания, пока не набрела на маленький, неподвижный пруд.
Она села на большой камень, подтянула ноги, положила подбородок на колени и устремила взгляд в темноту. При дневном свете вода была бы прозрачной, невинно-голубой, сейчас же казалась черной и бездонной, хранящей необъяснимые тайны.
Рэчел все еще сидела там, глядя на воду, когда ее нашел Люк.
Совершенно бесшумно, с изяществом, которое так раздражало ее, он прошел по каменистой дорожке. Не подкрадывался, нет, но если б она случайно не подняла взгляд, то и не заметила бы его до самого конца. Закат отбрасывал на его лицо странные тени, и даже свободная белая одежда казалась темной и приглушенной в угасающем свете.
— Вы искали меня? — спросила Рэчел, поднимая голову и устремляя на него по возможности бесстрастный взгляд.
— Нет. Я думал, вы еще в своей комнате, зализываете раны.
— Я удивительно быстро выздоровела, — отозвалась она. — Можно полюбопытствовать, как вам это удалось?
— Чудо? — подсказал он.
— Я не верю в чудеса.
— Могли бы и не говорить, — усмехнулся Люк. — Это я уже понял. Может, все дело в сильнодействующих средствах, которые вам дали целители.
— Каких средствах?
Его слабая улыбка ясно дала понять, что она проглотила брошенную им наживку.
— Или, быть может, дело в целительной силе многих людей.
— Опять чудеса, — хмыкнула она.
— Жизнь намного веселее, если верить в чудеса.
— Жизнь не должна быть веселой. И я не собираюсь брать уроки философии у человека, осужденного за убийство.
Он даже глазом не моргнул.
— Убийство было непредумышленное. И я думал, именно для этого вы здесь. Чтобы учиться.
Рэчел закусила губу. Она не узнает то, что хочет узнать, не сумеет переиграть его, если не подберется поближе, а единственный способ сделать это — выслушивать так называемые наставления.
Она выдавила примирительную улыбку, порадовавшись, что в сгущающейся темноте не приходится уж слишком притворяться.
— Я хочу узнать все, что можно.
— Узнаете. Все, что пожелаете знать, дитя мое. Спрашивайте о чем угодно, и я отвечу.
Она терпеть не могла, когда ее называли «дитя». Она уже давно не ребенок и за свои двадцать девять лет никогда, в сущности, и не чувствовала себя им. И этот новоиспеченный «мессия» уж никак не тянет на ее отца.
— О чем угодно? — переспросила она обманчиво смиренным тоном. — Расскажите мне, что произошло с Энджел.
Это его не обескуражило.
— Я думал, Кальвин сказал… Энджел умерла.
Рэчел ждала объяснений, но их не последовало. Вот же негодяй.
— Как… она… умерла? — медленно, едва ли не по слогам, словно обращалась к идиоту, произнесла она.
И снова ответ ни в коей мере ее не удовлетворил.
— С миром.
Он опять подначивал ее этой своей душевной невинностью. Она спрыгнула с камня и, забыв про страх, надвинулась на него.
— Кто или что убило Энджел?
— Просто пришло ее время.
— Еще один уклончивый ответ, и я столкну вас в этот пруд, — в запальчивости пригрозила Рэчел.
— Я полагал, что случай в больнице пошел вам на пользу, — пробормотал Люк.
— Вы обещали ответить на мои вопросы. Что случилось с Энджел?
Он склонил голову набок, разглядывая ее из-под полуопущенных век.
— Столько злости и гнева. Вы не исцелитесь, пока не избавитесь от гнева.
— Тогда прекратите злить меня.
— Энджел умерла, потому что сломала шею. Она упала с крыши больницы и мгновенно умерла. Я ответил на ваш вопрос?
— Упала? Или ее столкнули?
— Вообще-то, она спрыгнула. Ее запирали как ради ее собственной безопасности, так и безопасности других, но, как только вы выпустили ее, она отправилась прямиком на крышу. Я хотел оградить вас от этой неприятной информации, но вы бываете очень настойчивой.
— С чего бы вам так обо мне заботиться?
— На вас и без того уже слишком большой груз вины.
— Нет на мне никакой вины.
— Значит, вы уникальны.
— А вы всегда такой зануда?
Он улыбнулся. Удивительно, какой чувственный у него рот. Обычно она не обращала внимания на такой атрибут, как мужская чувственность, но в случае с Люком ее трудно было не заметить. Неотъемлемая часть ремесла, сухо предположила Рэчел. К счастью, на нее это совершенно не действует.
— Духовным лидерам полагается быть святыми и знать ответы на все вопросы. Или, по крайней мере, правильные вопросы.
— Так скажи мне еще кое-что, о Великий Духовный Лидер, — передразнила она. — Что вы собираетесь делать с двенадцатью миллионами долларов, которые должны быть моими?
Люк покачал головой, преувеличенно громко цокнув языком.
— Стелла хотела, чтобы эти деньги были у нас, — терпеливо отозвался он. — И Стелла умерла, веря, что ее пожелания будут выполнены. Я не могу обмануть ее доверие.
Рэчел хотелось ударить его. Она в жизни никого не била, но пообещала себе прямо здесь и сейчас, что прежде, чем покинет Санта-Долорес, непременно ему врежет. Предпочтительно чем-нибудь большим и тяжелым.
Сейчас же она старательно изобразила полное спокойствие, надеясь, что он не увидит в ее глазах ярости.
— Конечно. И я бы тоже не хотела, чтобы ее предсмертные желания не были исполнены, — через силу солгала она. — Так почему бы вам не рассказать, что за такой чудесный покой Стелла нашла здесь? Такой чудесный, что даже про дочь забыла. — Прозвучало это с легкой горчинкой, поэтому она добавила невинную улыбку, чтобы сгладить эффект.
