Он несся домой к её бывшему мужу и думал о том, как изобьет в кровь этого подонка. Как отомстит за всю ту боль, которую испытала Илона за годы их совместной жизни. Ненависть закипала в нём, плавила грудную клетку. Илья задыхался от ярости.
А потом он увидел её. В красивом платье, с завитыми волосами и легким макияжем, который выстоял под струями воды. Посмотрел на солидного супруга. Этот пижон даже не удивился какому-то непонятному мужчине в их доме. В эту секунду Илья отчетливо понял: да они же идеально подходят друг другу. Никто не заставлял Арефьеву ложиться под Филиппа. Это обдуманное решение. Она готовилась к их свиданию, наряжалась и красилась. Если бы не её дурная блажь, то сегодня ночью она занялась бы сексом с тем, кого хотела.
Что её остановило?
Наверное, Илона решила проявить характер, напомнить своему Филиппу, какая она сильная и независимая. Уехать от него с непонятным мужиком, чтобы вернуться чуть позже.
А он, Илья Ларионов, придурок… отпросился с работы и побежал к ней. Даже не отпросился, а крикнул официантке-Вале:
— Я должен срочно уйти!
Залетел в машину, рванул через двойную сплошную. И понесся выручать принцессу из объятий злого дракона. Рыцарь в сияющих доспехах, мать его. Да только принцесса мечтала быть сожрана с потрохами этим самым драконом.
Ещё и слова о том, что Арефьева владеет брачным агентством. Даже такую мелочь она умолчала, прикидываясь консультантом. Зачем? Неужели Илья бы позарился на её бизнес? Она считала его альфонсом? Впрочем, логично. Кто ещё согласится зачать ребенка за пятьсот тысяч рублей?
Проблема в том, что Илье изначально не нужны были эти деньги. Он закинул их в шкаф, чтобы вернуть Арефьевой, когда та придет в себя и сможет трезво соображать. Когда они поговорят по-человечески, обсудят, как быть дальше.
Ведь их связывал не только контракт.
Так думал Илья. Сказочный идиот.
А сейчас понял: бесполезно. Илона постоянно лгала. Ни единой честной эмоции. Страсть, симпатия, слезы — она прекрасно играла любые чувства. Что вообще в их отношениях было правдой? Желание родить ребенка от здорового кобеля, и не более того?
Тем же утром Илья уволился из «Склада». Днем он съехал из квартиры, а вечером рванул в аэропорт.
— Мам, скоро приеду, — говорил в трубку, покупая билет на ближайший рейс до Праги.
— Что за спешка? У тебя всё хорошо? Илюша, если что-то неладно, ты мне сразу скажи! — квохтала мама в перерывах между тем, как обещала наготовить кучу салатов и пирожков по бабушкиному рецепту. — У меня сердце не на месте, пока не разузнаю, что с тобой происходит.
— Да всё замечательно, не волнуйся. Просто мне надо сменить обстановку. Устал от России. Какая-то изматывающая страна.
Нехитрые пожитки Илья оставил у друга и в Чехию уезжал налегке, с одним чемоданом, куда бездумно накидал какие-то вещи.
Он сидел в зале ожидания, прикрыв веки и стараясь не думать вообще ни о чем, когда на экране высветился входящий звонок. Виктория Лаптева.
— Слушаю, — со вздохом ответил Илья.
— Ляля, — девушка замялась. — Всё в порядке? Точно? — дождавшись согласного мычания, она продолжила: — Я тебе чего звоню… Ты прости Илону, не злись на неё. Она очень хороший человек, прекрасная подруга. Вспыльчивая, конечно, но отходчивая.
— Я на неё уже не злюсь, — безмятежно отозвался Илья, вспоминая, какой учинил погром в квартире.
В тот момент он вообще не понимал, что творит. Руки двигались сами, а мозг отключился. Словно перегорела лампочка. Щелк, и всё. Ни единой здравой мысли, только злоба. Черная, изматывающая злоба, которая скопилась внизу живота.
— Вот и чудненько. Она просила передать, что… — Виктория опять замолчала, будто пытаясь подобрать нужные слова. — Короче говоря, она решила вернуться к Филиппу. Их связывало слишком многое, понимаешь? Илона перед тобой очень извиняется.
Ха, этого стоило ожидать. Информация не всколыхнула в Илье ничего, потому что темная липкая жижа уже скопилась в его легких, опутала собою внутренности. Арефьева Илона отныне вызывала в нем исключительно отвращение. Мерзкая паучиха. Цепкая, лживая.
Илья повесил трубку, усмехнулся и отправил Арефьевой последнее смс. Строчку из песни её любимой группы. Пускай она живет со своим Филиппом, пускай убегает из его постели и возвращается в неё. Илья больше не будет лезть в чужие отношения.
Самолет взмыл в небеса, и Илья отрешенно уставился в иллюминатор, за которым проплывали точки-дома большого города. В одном из них в эту самую минуту рыдала навзрыд девушка, которая умудрилась влюбиться и самолично проворонила своё счастье.
* * *
Ближе к рассвету я вернулась в квартиру, которая скорее напоминала поле битвы. Вещи были вывалены из шкафа и устилали собой пол. Всю косметику сбросили с трюмо. Да, кто-то пребывал в ярости, когда громил мой дом. Обомлевший Пашка таращился на меня своими шарами и всем видом показывал, что он непричастен к погрому.
Я упала на смятую кровать и рассмеялась. Горько, почти истерично, захлебываясь смехом и слезами. Смех шел из самых темных моих глубин, и я никак не могла остановиться. Мне хотелось вопить, драть зубами подушку, молотить кулаками по стене.
Нужно успокоиться. Не ради себя — ради кого-то, кто вскоре станет мне дороже всех на свете.
Ремень Ильи валялся в углу спальни, куда, видимо, был откинут в припадке злости хозяином. Я поднялась, чтобы поднять его. Провела по мягкой коже пальцем, представляя, как та впивалась в запястья Ларионова.
Думаю, это научит его следить за своим языком.
Интересно, ему было хоть сколько-нибудь больно? Не физически, нет. Я говорю о той боли, которая дерет стальными когтями сердце. Чувствовал ли он хоть что-то, похожее на то, что выдалось испытать мне этой ночью? Когда ты готов открыться кому-либо — впервые за несколько лет, — а тебя жестко обрывают и пытаются унизить, оскорбить.
Пытаются нанести новые шрамы на и без того залатанную душу.
Не помню, как провалилась в глубокий сон, но проснуться пришлось от настойчивого звонка в дверь. Удивленно покосилась на циферблат настенных часов. Почти полдень. Дикая рань, если учесть, что сегодня воскресенье.
Заглянула в «глазок». Снаружи топтались две беременные подружки с такими лукавыми физиономиями, что стало не по себе. Я нехотя щелкнула замком, желая только одного: послать обеих куда подальше. Пусть они оставят меня, дадут вдоволь нареветься и забыться в домашних делах.
Но от этих избавиться не получится. Проверено годами и опытом.
— Кто-то зажигал этой ночью? — хмыкнула Ленка, изучая мой помятый вид.
Лаптева топталась возле неё и мяла в пальцах коробку пирожных из кондитерской.
— Вы зачем приперлись?
— В смысле, зачем? Вика рассказала, что ты устроила небольшой перфоманс во имя любви. Фотографии остались?
Мысленно проклиная чью-то болтливость, я окинула Вику таким взглядом, какой мог бы обратить её в пепел. Увы, не обратил, даже не заставил покраснеть. Впрочем, Лаптева опустила глазки в пол и заговорила тихо-тихо, словно извиняясь:
— Мы приехали помочь тебе убраться. Я пыталась убедить Илью, что не нужно разносить твою квартиру вдребезги, но… кажется, он был в состоянии аффекта.
Ленка расхохоталась в голос.
— Ты очаровательна, честное слово. Раздеть мужика, уложить его в кровать и уйти! Предварительно зафиксировав! Мне срочно нужны подробности!
С тяжелым вздохом человека, которому придется терпеть двух ненормальных подруг, я впустила их внутрь. Откуда в девочках столько активности? Такое чувство, что беременность только меня превратила в ленивого тюленя, а из них сделала каких-то супергероев.
Втроем мы мигом привели в порядок всю разруху, разложили тюбики и флакончики по своим местам. Наверное, я все-таки была благодарна девочкам за то, что в эти минуты они составили мне компанию. Потому что иначе мой день бы прошел в соплях и слезливых фильмах.
Но после уборки мы пошли пить чай с пирожными, и я вновь пожалела о том, что открыла входную дверь. Потому что Вика заговорила о Ларионове.
