Жить не хотел.
Угрюмое молчание пугало всех и врачей, и соседей по палате. Несколько раз ко мне присылали психолога и психиатра. Не знаю, что они там говорили врачам, плачет по мне психушка или нет, неинтересно. Чувствую, плачет.
Одно радует бездейственность моего положения. Абсолютная прострация. Во всём. Мыслей нет, движений, действий. Решений никаких. Равнодушие полное. В нём я завис на долгие три недели.
Однажды, это было уже на третей неделе, привезли мужика. Тоже, состояние его не вполне адекватное. Несёт какую-то пургу.
В тот день я как будто посмотрел на себя со стороны.
Человек страдал, не от ножевой раны, которую нанёс ему товарищ собутыльник, а от раны душевной. Жена ему изменяла вот с этим самым дружком, а тот за стаканом горькой проговорился нечаянно. Дальше, этот схватился за вилку, тому повезло ухватить нож.
Бытовуха чистой воды. И мужик обычный, подсобный работяга привыкший к стакану. А смотри как страдает. Жена его приходила, видел я, и описанию не поддаётся. Из той же серии странных людей. Страшнючая, как атомная война, а любит он её. Сильно любит.
Каждый вечер бесконечными разговорами, изливает этот мужик на мою голову, свою горькую любовь.
— Вот же сука. А я думаю, что это она губы начала красить. Я только за порог, а она типа выходная, три через три. Петруха видать сразу к ней туда и ломится. А она говорит — ну как не пустить, он же ломится. И главное, все про это знают, один я как тот осел. А мне ещё соседка намекала, типа рогатый, а я видать, туго догоняю.
Молчу, слушаю. Ему и переспрашивать не нужно. Сам рассказывает. Кажется, не было бы никого, самому бы себе рассказывал.
— Обидно, что я сам же ему своей рукой, водку наливал. Другом считал. А он на мою бабу полез, не побрезговал.
Он говорит, а я на себя перевожу. Та же тема у меня получается. Он как будто со стороны мне про меня рассказывает. И надо же, как мы попали двое, рядышком.
Этот мужик лучше всякого психотерапевта помог. Он даже не подозревал, что пока изливал мне свою непутёвую жизнь, вселял в меня цели намного более серьёзные.
Меня излечили физически. И морально я излечился благодаря обычному, выпивохе с его простыми жизненными рассуждениями. Раньше я так сложно всё расставлял. А теперь по полочкам разложил. Понятно.
Дома наметил план своих действий. Хотел восстановить себя в правах на проект.
Неделю ходил по инстанциям, по кабинетам.
К концу недели понял одну простую истину — деньги делают большие дела. Только не мои уже деньги. Стёпкины.
Ни одна падала не помогла мне. Все уже явно подмазаны бывшим другом и партнёром.
Хорошо, к тому времени я уже достаточно успокоился, чтобы начать соображать.
А сообразил я вот что — каждого из них поставить на честные рельсы. Каждого отучить брать и научить работать честно.
Вот тогда я и начал придумывать всякие схемы. И воплощать их в жизнь.
И что самое радостное во всем этом — у меня получалось.
Один написал признание, второй, за ним третий. К тому времени мне стало мало своего собственного дела и начал интересоваться делами других людей.
Вот так я и стал, санитаром,
Мать его…
***
Торопливо шагаю. Туфли на шпильке, узкая юбка — красная… и белая рубашка.
Офисный стиль.
Наверное, слишком сексуально офисный. Слышала, что где-то запрещают туфли на шпильках, чтобы не отвлекать цоканьем офисных работников мужского пола.
Сегодня на мне должны быть именно такие туфли. Поставлена задача — отвлечь.
К лифту подошла не первой, там уже собралась небольшая толпа. В толпе, тот, кто мне нужен.
Всем нужно на работу, и жизненно необходимо попасть в лифт, как можно скорее и впереди всех. Но именно я должна втиснуться в этот лифт, чего бы это ни стоило. Иначе завтра придётся пытаться сделать это снова.
Двери лифта открываются и людской поток загружает объемную кабинку офисной массой.
— Ой, простите, я не нарочно… ой простите, — ещё раз выкручиваюсь, прижатая с двух сторон и тяну портфель, который держу в руке.
— Да ничего страшного, — говорит мужчина справа и осматривает меня заинтересованным взглядом.
Я скромно улыбаюсь, отвожу взгляд. Краем глаза замечаю, сосед справа всё ещё меня рассматривает.
Уверена, он уже прошелся по шее и взгляд его давно нырнул в ложбинку предусмотрительно приподнятую пушапом и оставленную расстегнутой пуговицу рубашки.
Я замерла, иногда только поворачиваю голову, чтобы встретиться взглядом с прижимающимся ко мне соседом, почувствовать, как обдаёт шею его, уже горячее, дыхание.
Двери открылись несколько человек вышли, стало посвободнее. Но мужчина и не подумал отодвинуться.
— Вам на какой? — проговорил он прямо мне в ухо.
Я повернула голову и теперь наши лица совсем рядом. Если бы мы били близко знакомы, это послужило бы поводом для продолжения ситуации, в более интимном месте. Но мы не знакомы, а значит, непременно должны познакомится. Так требуют флюиды, которые источают и моё тело и его.
Невидимые, не ощущаемые, но очень чувствительные. Старюсь посылать их, пока момент позволяет.
— На тридцать второй, — говорю, скромно отводя взгляд, тогда как мужчина пытается уцепиться своим взглядом за мои губы.
Цифра на табло оповестила о двадцатом этаже, здесь начали выходить почти все кто был в лифте.
Теперь мы остались одни. Но проехали остальной путь в полном молчании. Мужчина вдруг перестал ко мне прислоняться. Двери открылись и я суетливо, по-деловому пошла на ресепшен, а мужчина пошел в сторону длинного коридора.
Я не провожала его взглядом и он меня тоже не провожал. Каждый из нас догадывался, что уже скоро придётся встретиться вновь.
На ресепшене улыбчивая девушка проговорила:
— Добро пожаловать, строительная компания, Николаев и партнёры, Чем я могу вам помочь?
— Я звонила вам по поводу интервью. Независимая газета, Капитал, — говорю спокойно, одновременно осматриваясь.
— Да, да минуточку.
Она нажала кнопку:
— Степан Эдуардович, тут по поводу интервью.
Кто-то ответил ей в наушник и девушка указала направо.
— Прошу вас, в конце коридора кабинет директора.
— Я найду, спасибо, — я улыбнулась в ответ.
И пошла по коридору, заряжаясь уверенностью и важностью поставленной на сегодня задачи.
Постучала в дверь.
— Входите.
Я вошла.
У окна, с чашкой кофе, он — Степан Николаев, собственной персоной.
***
Только когда она скрылась в здании бизнес-центра, я подумал, что возможно совершаю что-то плохое, предосудительное. Неправильное.
Зачем её впутал? Зачем послал её туда, в логово к этому хитрому зверю. Не стоит рассчитывать, что мы окажемся умнее его. Он уже поимел меня один раз. Так поимел, что до сих пор болит.
Ладно, всё. Я попытался унять волнение. Не думаю, что этот идиот знает в лицо Лизу, а если и знает, что такого. Нет, точно не знает.
Глупо. Только сейчас понял, как глупо.
Я вышел из машины, прошелся по улице. От волнения забыл о мерах предосторожности и о камерах, которые могу тут быть. Но я слишком беспокоился за Лизу. Почему-то именно сейчас, когда она пошла туда, возникло ощущение, что она больше не вернётся.
Черт. Нахрена я это делаю? Зачем ввязываю её в эти опасные игры?
Снова сел в машину, глянул на часы и тут в зеркало заднего вида увидел полицейскую машину, медленно передвигающуюся по улице.
Сидеть и ждать пока они остановятся и заблокируют мне выезд, было бы глупо. Не очень хочется бегать от полицейских по улицам города. Попадаться именно сегодня я не расположен. Не готов ещё сдаваться.
Поэтому завожу мотор и выруливаю на дорогу. Еду медленно, как раз перед машиной полицаев.
На перекрёстке сворачиваю направо и вижу в зеркало, машина сворачивает за мной. Просмотрел улицу на наличие помех и начинаю набирать скорость.
В этот момент включается мигалка, звучит сигнал и голос из мегафона проговаривает почти над моей головой — Водитель Ауди номер АО триста одиннадцать, сбавьте скорость и прижмитесь к обочине!
