class="p1">Точнее, что крепкий напиток мог сделать со мной.
Спустя неделю жизни у родителей я не была уверена ни в чём. Ни в своих эмоциях, ни в поведении Стаса.
Но даже пока мы сидели на берегу реки, молча уплетая бутерброды, я чувствовала себя расслабленно. Похоже, нам уже не нужны были разговоры, чтобы ощущать надвигающееся счастье.
Закат был очень красивый, и Стас щёлкнул его пару раз на свой навороченный телефон.
— Эй, рыжая нимфа, тебя сфотографировать? — улыбнулся он.
— Не очень люблю, ты же знаешь, — отрицательно покачала головой. — Но могу заснять тебя.
— Только если с тобой. Какой смысл фотографироваться на фоне офигенного заката, если рядом со мной не будет красавицы? — он сыпал комплимент за комплиментом, и в какой-то момент я стала воспринимать их спокойно, не огрызаясь на невинные фразочки.
Сдалась. Стас был слишком убедителен. Позволила братцу обнять себя и прижать к его разгорячённому телу. Улыбнулась на камеру, но почувствовала зашкалившее сердцебиение и замерла, так как стало тяжело дышать.
Мы вновь замолчали. Бутерброды были доедены, за эту неделю мы обсудили всевозможные темы, и просто не могли найти хотя бы ещё одну.
Наконец, Стас тяжело выдохнул, словно только что решился на что-то, на что ему до этого не хватало духа.
Он аккуратно убрал прядь волос с моего лица, невзначай проведя кончиками пальцев по щеке. С ума сойти, сколько было в этом невинном жесте тепла, нежности и трогательности.
— Лин, я поцеловал бы тебя сейчас, если бы ты этого желала, — проникновенно сказал Стас, а я застыла, потеряв дар речи. — Ты не против?
Я и сама не знала, чего я хочу. Скажи Стас столь невинную фразу каких-то шесть лет назад, я бы запрыгала и завизжала от восторга, обняв его. А сейчас… всё было так сложно, так запутанно, невозможно решиться в столь короткий промежуток времени. Осмелиться переступить черту.
Не услышав от меня ответа, Стас тяжело вздохнул. И заговорил сам:
— Запрись у себя в комнате, Лина. Делай сегодня вечером, что хочешь, только не открывай мне, не реагируй на стук. Иначе… — брат сделал глубокомысленную паузу, а затем выдохнул: — Я украду у тебя самый страстный в твоей жизни поцелуй.
Охнула, но вновь промолчала. Кажется, в любом случае меня ждёт сумасшедшая ночка.
«Запрись у себя в комнате, Лина. Делай сегодня вечером, что хочешь, только не открывай мне, не реагируй на стук».
Эти слова стучали в моей голове, повторяясь, словно заезженная пластинка. Никак не могла избавиться от навязчивых мыслей.
Я всё ещё не знала, как быть и что делать. С одной стороны, я всё ещё ненавидела Стаса. С другой… даже сформулировать не могла, что испытывала к нему.
А с третьей и вовсе начинала думать, что не ненавидела его раньше, а лишь таким ужасным способом прятала истинные чувства.
Подумать только: мы чуть не поцеловались. Наши губы чуть не соприкоснулись, переступив ставшее мне ненавистным «ты мой брат, нам нельзя». И это случилось за последнюю неделю не один раз. Началось всё с пляжа, а потом…
Стас был очень уверен в себе, что сказал мне прямо, что хочет меня поцеловать, а не взял и сделал это. Похоже, он хотел взаимности с моей стороны, моего согласия, а я… сходила с ума, сидя после ужина у себя в комнате. Во мне боролись два противоречивых желания, словно у меня появилось раздвоение личности.
Я словно оказалась внутри собственной головы и наблюдала за двумя версиями меня. Одна из них была одета в чёрное короткое платье, расписные чулки и высокие каблуки. Её волосы были распущены, а глаза ярко накрашены. На руках были длинные чёрные кожаные перчатки по локоть. Для завершения столь вызывающего образа так и не хватало плётки.
Вторая была одета в белое платье по колено, колготки и балетки. Её волосы были аккуратно собраны, на лице и вовсе отсутствовал макияж.
И самое ужасное: это они обе были, как две капли воды похожи на меня. Настоящие двойники.
— Ты влюблена, ты так долго этого ждала, Стас отвечает тебе взаимностью, так почему ты медлишь?! — взорвалась красотка в чёрном платье.
— Ты, что? Он твой брат, какого лешего ты думаешь о нём в романтическом ключе? Так нельзя! — возмутилась белая.
— Сводный. То есть сын твоей мачехи. Ты вообще ни в коем разе не в ответе за то, что делают твои родители! Это их выбор, — фыркнула чёрная.
Ужасно оказаться меж двух огней и не знать к кому прислушиваться. Не знать, кто из них прав, а кто нет.
На улице разыгрался ливень. Я села подле окна, наблюдая за каплями дождя, стучащих по подоконнику. Кажется, во всей огромной вселенной меня мог понять только дождь, но даже он не знал, что подсказать мне и что делать.
Я слышала, как ложатся спать родители, как желают нам «спокойной ночи» снизу. Услышала ответ Стаса и тоже крикнула в ответ пожелание доброй ночи.
От всех этих дум и душевных терзаний разболелась голова. Я уже и не знала, что правильно, а что нет. Не знала, кто прав, кто виноват. Злилась на наших родителей, что они поженились и усложнили мне жизнь.
Возможно, я бы никогда не встретила Стаса, не влюбись мой отец в мачеху. Возможно, встретила бы братца потом, мы бы влюбились, но у меня не возникло бы никаких проблем на тему «что скажут родители».
А теперь…
Теперь всё стало до невозможности сложно, я сходила с ума от неизвестности и от того, что меня ждало впереди.
Самое ужасное: всё зависело от моего маленького, невинного выбора. Мне нужно было всего лишь открыть дверь и впустить нарушителя моего спокойствия, или не впускать, забыть о нём раз и навсегда и встретить кого-то другого.
Тук. Тук. Тук.
Я вздрогнула, услышав этот звук, который заглушил шум дождя. Я не могла спутать его ни с чем.
Тук. Тук. Тук.
В дверь стучали. Настойчиво. Тихо.
Меня ждал третий стук, после которого Стас обещал уйти. А я до сих пор не решила стоит ли открывать дверь.
Встала и замерла в комнате, не в силах решиться, не в силах сделать выбор. Любое принятое решение изменит мою жизнь навсегда.
А за окном продолжал шуметь дождь…
Стас
Чем ближе была Лина, тем невыносимее мне становилось. Она была так близка и одновременно так недосягаема. В какой-то момент она перестала огрызаться и начала ловить каждый мой жест, каждое слово.
Всё становилось до невыносимого сложно. Матушка, судя по её игривым взглядам
