— Нравится? — уточнил Разумовский.
— Охренеть!
— Я тоже так думаю. Это старый охотничий домик отца и дяди. Пока селюсь здесь. Нравится жить дикарём. Кстати, на противоположном берегу гостиница и ресторан твоих родственников.
— Серьезно? — удивилась я.
— Смысла врать мне нет. Так что ты там говорила?
— Про родственников ты сказал, чтобы я побыстрее отсюда свалила?
— Ну, если ты сейчас намерена выяснять отношения то думаю, это будет лучшим вариантом.
— А вот хренушки тебе, Дикий! Сначала дай таблетку от головы и много воды, — дождалась пока моя просьба будет выполнена. — А теперь я останусь здесь, пока ты мне все не расскажешь, — я уселась на стул, скрестив руки на груди. И откуда такое боевое рвение, когда голова готова взорваться от боли?
— Ты мне вчера в любви призналась, ты в курсе? — перевел тему Андрей, заставив меня застопориться.
— Пи…дишь, — испуганно округлила глаза, не веря, что это может быть правдой. А он смог отвлечь меня от интересующей меня темы.
— Божена Алексеевна, — закатил он глаза, которые вдруг захотелось повыкалывать ножечком, лежащим неподалеку, чтобы, во-первых, не делал так, а, во-вторых, не видел, как я раскраснелась.
— А откуда я по-твоему это взял?
— И как я это сделала? Прямо? Это был вообще пьяный бред.
— Ну, во-первых, в машине ты с кем-то разговаривала по телефону. Не знаю, кого ты ещё разбудила в два часа ночи, но это было громко. Процитировать не могу, но смысл передам: «Ты мерзкий и самодовольный козел. И вообще на что ты надеешься? У меня есть мужик, и он в отличие от тебя не бьёт себя в грудь за то что он офигительный». Как-то так.
— Где этот чертов телефон?
Разумовский всунул мне в руки мой гаджет, который до этого покоился на подоконнике. Последние вызовы…Господи! Слава. Вот это попадос, больше никак не назовешь. Если только начать материться сильно-сильно. Надо извиниться перед человеком. Или лучше сделать это лично? Он же мне ничего плохого не сделал. Ведь так? Ну, ты и дел натворила, Божена Алексеевна.
— Бл…ть, — протянула я, хватаясь за голову.
— А ещё можешь галерею открыть. Там тоже кое-что интересное, — радовался возможности позлорадствовать Андрей. Вот такой он мне открылся в период нашей «дружбы» в лагере. И если тогда я радовалась, что смогла наладить с ним такие отношения то сейчас меня он жутко бесил.
Листаю. Фото из клуба с Надей. Это ладно. Лезу глянуть видео и тут снова выдаю матерные ругательства. А когда воспроизвожу, понимаю, что провалиться сквозь землю, это самое мягкое, что хочу сейчас сделать. Оператора сейчас распирало от гордости, что он смог это запечатлеть.
«— Жек, ложись спать.
— Не-а! Я хочу танцевааааать! — и тут начинаются какие-то хаотичные движения под слышимую только мне музыку. — О! А давай, я станцую для тебя стриптиз.
— Господи, Барышникова, угомонись ты уже.
— Ммм! Андрюша! Я мечтала об этом так давно. Что я смогу перед тобой раздеться. Разве это не возбуждает?
— Только не тогда, когда ты пьяная.
И вместо ответа, я начинаю снова двигаться, стягивая с себя сначала пиджак. Затем начала расстёгивать комбинезон, медленно снимая. При этом равновесие я то и дело теряла. Выглядело это нелепо, но главное, белье я удачно подобрала. Оно смотрелось сексуально.»
Так-с, второе видео. Тут меня уже укладывают в кровать. Стыдно, Божена, стыдно!
«— Я красивая?
— Очень!
— А я тебе нравлюсь?
— Нравишься!
— А я тебя, между прочим, с четырнадцати лет люблю. А ты меня?
— Люблю, конечно!
— А ты обнимешь меня?
— Хорошо! — Андрей укладывается рядом.
— Ты хороший, Разумовский. Хоть ты и сволочь, но хороший!»
— Видишь, аж с четырнадцати лет.
— А зачем ты это снимал?
— Чтобы были доказательства. Ты после стриптиза ещё пыталась изнасиловать меня. Там я не справился с техникой.
— Подожди, — я проверила «Ватсапп» — ты мне их скинул. А где оригинал?
— У меня. Вдруг придется шантажировать тебя ещё.
— Ой, если бы шантажировать. Небось ночью под одеялом вспоминать будешь, просматривая секси-девочку с ее великолепной стрипухой, — если я сейчас не буду защищаться он продолжит свои издевательства. Знаем мы эту породу.
— Надо же мне коротать как-то долгие зимние вечера.
— Удали, Разумовский. В суд на тебя подам, — и включаем кнопочку «я же девочка», которая защитит от всего и тоже может обескуражить мужика. — И вообще, у тебя гормональный сбой что ли?
— С чего это вдруг?
— То ты орёшь на меня без повода, то укладываешь спать в свою постель. Уже определись.
— У нас отношения хорошие, когда ты перестаешь задавать ненужные вопросы.
— Ну, ладно, я тебе обещала, что не сдвинуть с места, пока ты мне все не расскажешь.
— Значит, тебе придется долго тут сидеть.
— Ну, хорошо! — поднялась, расстегнула рубашку, завязала ее под грудью, оставив открытым декольте без бюстгальтера и обзор на кружевные трусики. Такие способы пытки мужиков ещё никто не отменял. Конечно, ничего нового он не увидит, так как ночью ему я показала все, что только можно было. Но непьяная я достаточно грациозно держусь. Вроде. А ещё я очень терпеливая. А у Разумовского нервишки не железные, да и этот заинтересованный взгляд говорил о многом.
8
И все-таки — что ж это было?
Чего так хочется и жаль?
Так и не знаю: победила ль?
Побеждена ль?
М.Цветаева
— Если ты думаешь меня этим пронять, то бесполезно, — это было через пять минут после моих манипуляций. Через десять Разумовский сбежал в комнату. Естественно, я за ним. Ещё и на кровати развалилась в более выгодной для себя соблазнительной позе.
— Ты ненормальная, — это была следующая реплика. После чего он слинял на улицу. Но ведь когда-нибудь он вернётся. Тем более, что ключи от мотоцикла и автомобиля, который обнаружился вдруг неподалеку, остались дома. А мне за время его отсутствия значительно полегчало. И даже есть захотелось. Странный организм. Вроде должна умирать. Но меня безумно вдохновляло то, что я сейчас вытворяла. Пока Андрей отсутствовал, я связалась с Самойленко.
— Ну, как ты себя чувствуешь? — после приветствия поинтересовался он.
— Не буду врать, но фигово. Решила уточнить, для чего тебе вчера так поздно звонила.
— А ты не помнишь?
— Вообще ничего, — это ведь было правдой. Все остальное я знала только со слов Андрея. Повисла пауза, видимо, Самойленко думал, как это все лучше преподнести. Вот оно воспитание.
— Я плохо помню тему разговора, — поберег он мои чувства.
— Прости, пожалуйста! Я не должна была этого делать. Готова загладить свою вину.
— Ужин.
— Только если не сегодня.
— Хорошо! Я ещё два дня в городе.
— Вот и отлично! До встречи!
Мне правда было стыдно, что наговорила гадостей малознакомому человеку. Блин, хорошо, что у меня нет номера бывшего мужа. А то высказалась бы в очередной раз по поводу его существования на этой планете. И ещё неловко было перед Разумовским. Вдобавок к тому, что вытащила его из теплой постельки, так ещё и приставала. Не скалу, что противно, но не так все должно было быть. И сейчас вытворяю черте что.
— Ладно! Но у меня два условия, — влетел он на веранду.
— Какие? — подбоченилась я, открывая таким образом хороший обзор на то, что у меня находилось под рубашкой.
— Оденься, — я выполнила первое условие, вернув бедной рубашке первоначальное состояние.
— М-да, мало что изменилось, — плотно сжал губы Разумовский. После этих слов все мое женское естество затрепетало. И дыхание, кажется участилось.
— Второе, — вместо того, чтобы растекаться по полу мокрой лужицей приказала я.
— Ты мне расскажешь о своей любви с четырнадцати лет.
— Черт! — выдохнула шумно, понимая, что меня загнали в угол. — Ладно! Но ты первый.
— Что именно ты хочешь знать?
