что лифт, миновав первый этаж здания, спустился до подземного гаража, предназначенного исключительно для педагогического состава. И теперь Маше нужно было вернуться в лифт и подняться выше.
Вот только Тахирова не хотела выглядеть перед Александром еще более глупо, нежели сейчас. Потому решила идти вперед, словно паркинг и был местом ее назначения.
Торопливо шагая вперед, Маша не оглядывалась. Узкая юбка не позволяла двигаться быстрее, рюкзак оттягивал плечо, а затылок вновь окатило колючим огнем.
Маша без всяких причин разволновалась. Ей казалось, что Фальковский вот-вот просверлит ее череп взглядом. И оглянуться, чтобы убедиться в верности своих догадок, Маша не могла. Не хотела показывать своего интереса.
– Глянь, какая цыпа! С первого курса что ли? – мужской голос заставил Машку споткнуться. – Эй, красотка, как насчет прокатиться?
Прямо перед Марьяной оказались два ухмыляющихся байкера. Видно сразу, что старшекурсники. Еще и наглые и привыкшие нарушать правила, раз сунулись на преподавательскую парковку, куда был разрешен въезд исключительно по пропускам.
Маша знала таких нахалов. Могла достойно ответить. Да и Дима, в случае чего, примчится и со всем разберется. Вот только Тахирова не успела ничего сказать. Ее спины коснулась сильная ладонь, а после и вовсе, скользнув по талии, крепко обняла, фиксируя.
– Двигайте дальше, парни, – спокойно и невозмутимо произнес Фальковский.
Мужчина говорил так, что даже у Маши не возникло сомнений: нужно сваливать. Нет, угрозы в голосе не было. Скорее констатация факта: не уберутся – пожалеют.
Маша поймала себя на мысли, что от Алека исходит такая же аура, как от дяди Гоши, отца, или от Демида. Уверенность в своих силах и опасность. И да, это очень сильно пугало.
Байки, зарычав движками, благополучно покинули парковку. А Маша стояла, не шевелясь. Кажется, она даже боялась поднять голову к Алеку. Смотрела прямо перед собой, пытаясь сквозь очки разглядеть что-то в пространстве.
А еще, горячая ладонь слишком остро ощущалась через ткань блузки.
– Очки и вправду тебе очень идут, – раздалось прямо над макушкой.
Марьяна вдруг ощутила себя крохотной. Невысокий рост, доставшийся от мамы в наследство, раньше воспринимался Машей легко. А сейчас, когда в затылок дышал человек, выше на целую голову, стало крайне дискомфортно.
– Александр Олегович, уберите, пожалуйста, руки, – негромко, но твердо потребовала Марьяна.
Что она могла сделать против взрослого, сильного, мускулистого мужчины? Разве что защекотать. Но и бездействовать Машка не могла. Не в ее характере.
– Алек, – хмыкнул Фальковский, – зови меня так.
– Александр Олегович, руки! – еще тверже произнесла Марьяна, без истерик и визгов. А в душе Машка начинала дико злиться. Ну что он прилип-то к ней, как банный лист к заднице? Она же торопится. Дима, скорее всего, нервничает. А это очень плохо. Он же может и отцу позвонить, или, что еще хуже, дяде Гоше.
– Или что? – насмешка в голосе взбесила Тахирову. Более того, Фальковский окончательно обнаглел и сдвинулся так, что теперь шептал ей эти слова на ухо.
Маша понимала, что драться с собеседником не сможет. Весовые категории разные. Да и умений Тахировой хватило бы на пару секунд прямого противостояния. Спиной девушка отлично чувствовала каменные мышцы и, скорее всего, идеальные кубики пресса.
Волнительно стало от этих непрошенных мыслей. Но и поддаваться им Маша не хотела.
Злость, кажется, прибавила Марьяне сил. Резко дернув рукой, Маша ударила локтем в живот Фальковскому. По идее и по задумке тот должен был пошатнуться, согнуться пополам, или хотя бы отлипнуть от нее.
Но вышло все наоборот. Алек приглушенно рассмеялся и развернул Марьяну так, что она теперь стояла лицом к нему.
Уткнулась носом прямо в те самые солнечные очки и верхнюю пуговицу на мужской рубашке.
– Такая грозная, – продолжил говорить Фальковский, и пока Маша прикидывала, как поступить дальше, ловкие пальцы отобрали ее очки.
У Маши было не настолько плохое зрение, чтобы не суметь рассмотреть, как к ее лицу стремительно приближается лицо Алека. На самом деле, Марьяна предпочла бы сейчас временную слепоту, чем возможность разглядеть каждую черточку на физиономии этого человека.
Марьяна и прежде целовалась с парнями. Ходила на свидания, у нее даже был бойфренд в школе. Но все равно, опыта было мало. И в девятнадцать лет, когда целует взрослый мужчина, все воспринимается иначе. Острее. Насыщеннее. Слишком сладко, чтобы мгновенно прекратить эту пытку.
Маша неосознанно вцепилась пальцами в тонкую ткань мужской рубашки, чтобы удержаться и устоять на ногах. Пришлось встать на носочки, потому что Алек тянул ее на себя, обнимая крепко. Практически стискивая в своих руках.
Девушка пыталась отвернуться, но сильные пальцы накрыли ее затылок, не дав и шанса отодвинуться и прервать поцелуй. А он был жадным, неистовым, яростным. Твердые губы сминали и терзали. Язык оглаживал и изучал каждый миллиметр ее рта.
Маше не хватало воздуха. Появилась дикая потребность сделать вдох, но вместе с тем все мысли куда-то испарялись, оставляя лишь одну о том, что этот поцелуй – невероятно эротичный и будоражащий.
Маша поняла, что по телу помчались волны возбуждения, появилось вдруг огромное количество эрогенных точек на ее теле. Грудь предательски терлась о мужской пиджак, и тонкое кружево лифчика не могло спрятать острых, ставших непозволительно чувствительными сосков.
И ноги… Маша не была уверена, что ноги способны ее выдержать. Колени подгибались, и она упала бы, если бы Алек не держал.
– Черт раздери, – пробормотал вдруг Фальковский, всего лишь на долю секунды прервав яростный поцелуй.
А Маша не успела отстраниться. В ушах колотился пульс, и все тело стало непослушным.
И вновь возглас ее возмущения потонул в яростных движениях рта и языка. В живот уперлась пряжка ремня мужских брюк и… Маша боялась думать, что именно, помимо пряжки, упиралось в ее живот. Но это «что-то» явно было каменным и огромным.
Тахирова судорожно втянула воздух носом, когда ее губы оказались на свободе. Но этот вдох был очень похож на стон. И непослушное тело жило само по себе, ведомое желаниями мужчины.
Который вдруг принялся целовать ее шею. Маша так и не открывала глаз. Дышала, цеплялась за плечи и затылок Алека. Понимала, что непозволительно поступает. Нужно оттолкнуть его. Влепить пощечину. Убежать. Да что угодно!
Но вместо этого Маша рвано дышала и стонала от откровенных ласк человека, считавшегося врагом и конкурентом ее семьи.
Наваждение какое-то. Морок. Марьяна оказалась неспособна сопротивляться настойчивости и порыву Алека. Он целовал ее. Она уступала.
Резкий звук вернул Машку в реальность. Очень близко вдруг заверещала сигнализация. Фальковский выругался вполголоса и замер.
Маша моргнула, понимая, что смотрит прямо в бездонные темные глаза мужчины. А тот замер в жалком миллиметре
