Любовь под зонтом - Иринья Коняева

в справедливой жажде мщения. Дима следовать её примеру и визжать не стал, зато дёрнулся с такой силой, что приподнял Настю за талию, заваливая на себя. Бокал с красным вином, который девушка держала в руках, опасно накренился.

— Твою ж мать! — возмутился парень, смахивая рубиновые капли с рубашки. Особого эффекта это не возымело, действия его были скорее машинальными, не совсем осознанными.

Настя схватила салфетки и начала промокать облитого друга. Основной «винный удар» пришёлся в район солнечного сплетения, и модная дорогая рубашка, светлая, в тонкую тёмно–синюю вертикальную полоску, с вышивкой красными нитками по синему отвороту, стала напоминать работу художника–авангардиста, да ещё и не очень талантливого.

«Стиль «тяп–ляп»», — хихикала про себя Настя, не замечая, что Дима напрягся и замер. Руки её продолжали своё дело, а голова была забита совершеннейшими глупостями вроде странных направлений в искусстве, которые она силилась понять, но не понимала.

— Кхм, Насть, уймись. Ох! — сдавленным голосом выдохнул Дима.

Девушка возмущённо посмотрела на друга. Она тут, понимаешь ли, изо всех сил старается, а он даже не помогает, ещё и недоволен непонятно чем! Настя хотела сказать что–нибудь ехидное и злое, но так и замерла с открытым ртом. Промокая ткань салфетками, она двигалась сверху вниз и упустила момент, когда это вниз опустилось ниже ремня.

— Они просто были мокрыми и… О! — Настя задохнулась, сообразив, что руки от причины сдавленных вздохов друга так и не убрала. — Ой!

Дима пришёл в себя значительно быстрее. В своей обычной манере он улыбнулся и сказал:

— Да ладно, котёнок, так и скажи: хотела тебя пощупать, а предлогов всё не находилось. — Он коротко хохотнул и успокоил покрасневшую до корней волос девушку: — Не парься, ничего страшного не произошло, хотя… Тебе на джинсы попало.

Парень начал истерически ржать, и Настя недоумённо замерла. Что вообще происходит? Её куда больше заботило, отстираются ли белые джинсы, новые и ужасно дорогие, и повода для веселья она не находила.

— Мы выглядим с тобой, — Димка объяснял, всё ещё всхлипывая, — как… Не знаю, блин, как сказать, выходит и так и сяк грубо. Короче, прости, дебильная ситуация, тупая шутка.

— Дима! — рыкнула недовольно Настя. — Мне ведь интересно уже!

— Ну, сама подумай, — он немного смутился, но начал растолковывать непонятливой подруге: — тут ведь освещение так себе, выглядим с тобой занятно. Ты — как жертва насилия, типа вся в крови, а я — как маньячелло какой–то, ещё и возбуждённый. Короче, не парься. Это моя больная фантазия. Поехали домой отстирываться, не ходить же так по клубу.

С последним утверждением Настя не могла не согласиться. Выглядели они действительно весьма экстравагантно, если не сказать — эпатажно. Наскоро распрощавшись с весёлой компанией, друзья побежали в такси, которое удалось вызвать в рекордные для вечера пятницы сроки.

— Ты с ночёвкой отпрашивалась гульванить сегодня? — спросил Дима уже в машине.

— Да нет, до утра.

— Поехали ко мне, запихнём одежду в стирку. Домой явишься в приличном виде, а то сейчас… — Дима умышленно не стал договаривать фразу, только выразительно опустил глаза на розовые разводы на чисто беленьких когда–то джинсах.

— Ладно. Только, Дима, сразу тебя предупреждаю: никаких попыток меня соблазнить! Понял?

— Даже если ты сама захочешь?

— Тем более если я сама захочу!

Глава 10

— Ты невыносима, — неожиданно спокойным голосом сказал Дима. — Совершенно, абсолютно, напрочь невыносима. Настя, ну кто такое говорит мужчине? Я не буду тебе этого обещать. Не буду и всё! Если ты меня захочешь — ты меня получишь. Так что, юная леди, держите свои физиологические порывы в узде; ваши честь и достоинство находятся исключительно в ваших прелестных ручках. Ферштейн?

— Ага, поняла. Домой тогда поеду лучше, ну тебя. — Настя тут же надулась, нахохлилась, как воробей, и скрестила руки на груди.

— То есть ты меня так сильно хочешь, что прямо–таки не уверена, что сдержишься? О, да! — воскликнул парень преувеличено радостно.

— Дурак! Это я просто так сказала, знаю ведь тебя. Ты умеешь задурить девушке голову — она и сама не поймёт, как оказалась в твоей кровати.

— Когда это такое было? — удивился Дима совершенно серьёзно. — Не было такого! Предъявите ваши доказательства!

— Да ну? А на первом курсе? — медовым голоском пропела Настя. — Разве это не доказательство?

В полумраке такси она видела, как Дима прикусил губу на пару мгновений, очевидно, вспоминая былое и получая от этого немалое удовольствие. Сердце забилось как сумасшедшее, и Настя начала дышать глубоко и часто. Она точно знала, что вызвало такую его реакцию.

— Нет, не доказательство. Там больше сработал кураж и алкоголь, а не моё безмерное обаяние, так что не считается. И постелька, опять же, не моя была. Ладно, поехали ко мне, буду держать себя в руках. Неохота спать ещё, настроились потусить, а тут… — Дима обратил внимание на заинтересованный взгляд в зеркале заднего вида — водитель без всякой скромности подглядывал и подслушивал. Хорошо, хоть вопросов не задавал. — Короче, едем ко мне. Тебе надо привести в порядок одежду, прежде чем заявишься домой.

Уже в квартире, когда их одежда крутилась в стиральной машинке, Дима сказал:

— Слушай, может, приготовишь чего–нибудь вкусненькое?

— Это эксплуатация женского труда! Я буду жаловаться! — воскликнула ошарашенная коварностью друга Анастасия.

— В профсоюз? — осведомился Димка с ехидным видом.

— Чёрт, у меня корочки нет. Для профсоюза корочка ж нужна вроде бы. Поганец ты. Заманил бедную девушку, обещал вино и чистую одежду, а сам — на трудовые работы к мартену.

Возмущалась Настя, впрочем, для виду. После танцев и вина есть хотелось со страшной силой, да и приготовить что–нибудь для неё никогда особого труда не составляло, особенно на красивой кухне, оснащённой по последнему слову техники.