прежде чем мягко склонить голову ко мне. А потом… прижимается губами к моим губам.
Мягко касается, а затем слегка отступает:
— Спасибо, Кэт, — тихо говорит он, касаясь моего рта, и останавливается, не шевелясь, едва прикасаясь губами к моим.
Он ждёт…
Всё сопротивление рушится к чертям. Больше не могу притворяться. Боже, я хочу Тревора.
Целую его в ответ, размыкая губы, позволяя языку скользнуть внутрь. Коварно облизываю его верхнюю губу, мне так хочется попробовать его на вкус.
Поцелуй обретает новую жизнь, так как внезапно Тревор хватает меня за подбородок и бросается своим ртом на мой. Я проникаю языком глубже, и он дразняще посасывает его, заставляя меня стонать прямо в его губы.
Ладонями обнимаю его за спину, прижимаюсь к нему. В этот момент я хочу от него всего: его запаха, его вкуса… его чувств. Хочу, чтобы он затмил собой все мои ощущения.
Вдыхаю его как наркотик, и с каждым вдохом моё желание только растёт. Я — временный наркоман, впитывающий этот непристойный кайф.
Его член теперь трётся между моих ног. Становлюсь влажнее, чем когда — либо раньше, и, когда Тревор опускает ладонь, чтобы нежно коснуться моего соска, почти взрываюсь.
Ладонями скольжу по его телу, тянусь вверх. Это вызывает краткий судорожный вздох из его горла, дающий мне понять, что я коснулась его раненого плеча. Из — за этого отскакиваю назад, практически упав в воду, но парень хватает меня за руку, удерживая. И смотрит мне прямо в глаза.
Но теперь я ощущаю неловкость. И отвожу взгляд.
Это последнее, что мне нужно было делать, а я нырнула в эту ситуацию без оглядки. Тревор должен быть под запретом: олицетворение Сунул — Вынул — И–Ушёл… и не в сексуальном смысле. Наше прощание должно быть в стиле «Прощай. Спасибо за воспоминания. Это было совсем не весело».
Теперь всё по — другому. Я другая. И мне это не нравится.
Поэтому я делаю то, что получается у меня лучше всего в этом путешествии…
Веду себя как сука.
— Господи Иисусе, Тревор. Неужели так сложно держать себя в руках? Держи свой член в свои долбанных штанах… (я помню о его наготе) …или там, где тебе нужно. Главное — подальше от меня. У нас есть более серьёзные дела, о которых нужно беспокоиться. Например, как, нахрен, выбраться отсюда.
Тревор растерянно моргает, но потом его глаза сужаются, и он выпрямляется:
— О… простите, принцесса, — грубо отвечает он. — Но, мне кажется, это не я стонал себе в рот. Ты поцеловала меня в ответ.
Замираю, потрясённая, и моя рука автоматически взлетает к кольцу в пупке. Я невольно играю с серёжкой, пока мозг ищет оправдания.
— Да… ну… ты застал меня врасплох. Я не знала… как реагировать. — Смотрю в никуда так внимательно, словно от этого зависит моя жизнь.
Но магия его взгляда возвращает меня обратно, и вскоре я уже нервно смотрю парню в лицо, находящееся всего в нескольких дюймах от моего.
Теперь Тревор стоит прямо передо мной, и его рука заменяет мою. Он нежно обводит мой пупок большим и указательным пальцами, карие глаза неотрывно смотрят на мои губы.
Он наклоняется ещё ближе, и мои веки, затрепетав, закрываются.
Его дыхание мягкое и прохладное: мятное от зубной пасты из его сумки.
— Нет, принцесса, — растягивает он слова. — Думаю, ты знала… отлично знала… как отреагировать.
Задерживаю дыхание, пока он говорит, кусая губы от разочарования. Я боюсь дышать… или двигаться… или думать. Судя по всему, ни одна часть меня не желает вести себя прилично.
Я установила так много правил в отношении Тревора… И мое тело забило на каждое из них.
Его большой палец теперь на пирсинге, и он щёлкает пальцем по драгоценности, заставляя меня непроизвольно вздрогнуть. Той же рукой он спускается ниже, засовывает палец за пояс моих джинсов и притягивает к себе… а я позволяю ему это.
Подсознательно мои руки начинают повторять за ним, спускаясь по его телу вниз от пупка. Медленно спускаюсь, достигая опасной близости с водой, что скрывает его тело. Скольжу пальцами по краю воды, испытывая сильнейшее желание спуститься ниже, к его неизведанной территории.
Позволяю одному пальцу сделать это… пока, прямо рядом с нами, в воду не плюхается утёнок, заставляя нас с Тревором резко переключить внимание.
Именно то, что нужно.
Резко отдёргиваю руки, словно от огня, замирая взглядом на его лице. Господи, я совсем запуталась с этим человеком… и не знаю, как это остановить.
Делаю глубокий вдох: моя злость — неуклюжая попытка скрыть стыд.
Тревор — словно пожар для всех моих чувств, настоящее пламя для всего моего разума.
Я — льдинка, растаявшая в лужицу… и всё, чего я хочу, это снова стать целой. Жёсткой. Ледяной.
Всё лучше, чем быть этой бурлящей, тающей и неизбежно обречённой катастрофой.
Направляюсь к нашим вещам на берегу и, не останавливаясь ни на секунду, бросаю ему через плечо: — Вот видишь? Вот почему я установила границы, Тревор! Держи дистанцию… а я буду держать свою…
ТРЕВОР
Дерьмо.
Я её напугал. Отстой.
Уничтожил практически весь прогресс, достигнутый нами за последние двадцать четыре часа.
До этого поцелуя я считал Кэт неприступной, как минимум, отчуждённой.
Сейчас? Если она хотя бы коснется меня трёхметровым шестом, я умру от шока. Её прежние стены были всего лишь заборчиком с детской площадки в сравнении с тем Эверестом, что она воздвигла теперь.
Твою мать. Неужели я так облажался? Отреагировав на то притяжение, что мы оба, несомненно, ощущаем? Её тихие вздохи. Стоны. Я их не выдумал.
Когда я поцеловал Кэт, она ответила… схватившись за меня и притянув к себе. Достаточно близко, чтобы почувствовать её грудь. Достаточно близко, чтобы ощущать её сердцебиение. Она хотела этого поцелуя так же сильно, как я.
Но теперь она снова ушла в себя, отодвинулась так далеко, что я не уверен, смогу ли когда — нибудь снова дотянуться до неё.
Сегодня она такая деловая, обсуждает только маршрут к национальным паркам. Вдобавок, вместо разговоров со мной, как она делала раньше, Кэт предпочитает писать в своём синем ежедневнике, не поднимая головы и глаз в мою сторону вообще.
Начинаю завидовать этому ежедневнику. И вообще, какого чёрта она там пишет? Это уже второй раз, когда я застаю её за этим с того времени, как мы оказались в лесу: четвёртый или пятый с того момента, как я зашёл в тот злополучный автобус в
