Я опять стал учиться, Адель была отличницей. Я, конечно, туда не стремился, но у меня появилась цель. Вячеслав Борисович был преподавателем в вузе, и мы уже представляли, как будем там учиться.
Наверное, кто-то скажет, что это неправильно или даже неправдоподобно. Как можно спать вместе и ни разу при этом даже не целоваться, не говоря уже о большем? Но это так. Первый наш поцелуй состоялся только в феврале. Адель вручила мне валентинку и несмело коснулась губ. Казалось, мой мотор просто не выдержит тех оборотов, что он набрал. Руки подрагивали, когда я обхватил личико моей девочки и поцеловал ее по-настоящему.
Я давно уже не был девственником, дворовая жизнь учит быстро и рано. Но все, что происходило сейчас, было совершенно новым для меня. Невероятным.
- Боже, Ваня, почему ты не целовал меня раньше? - с горящими глазами спросила Адель, стоило разорвать поцелуй. - Это так... Так... Поцелуй ещё...
И я целовал, в тот день и потом, я целовал ее много раз, долго, упоительно, до сбившегося дыхания. Но дальше поцелуев дело не заходило.
Гордеев только один раз вызвал меня на серьезный разговор. Сразу после нашего с ним знакомства, когда Адель первый раз пригласила к себе.
- Ей только четырнадцать, - строго сказал мужчина. - Если узнаю, что ты...
- Даже в мыслях не было, Вячеслав Борисович, - перебил я его тогда. - Сам не обижу и никому не позволю...
Сам не знаю, чем вызвал его доверие. Но с Адель встречаться он разрешил и у них оставаться тоже.
Но я не сдержал слово.
В тот день я должен был встречать ее с художки. Занятия заканчивались в девять, и обычно Вячеслав Борисович забирал её, но у него был какой-то семинар, и я сказал, что встречу.
Начало апреля было холодным, даже зимних курток ещё не сняли. Я после школы лазил по улицам с пацанами, и перед тем, как ехать встречать Адель, решил зайти переодеться и поесть.
Мама лежала на полу на кухне. Я вызвал скорую и поехал с ней в больницу. По дороге набрал Адель предупредить, что опоздаю.
- Я не маленькая, доберусь, - ответила она. - Будь с мамой, ты ей сейчас нужнее.
Домой она не добралась. Ее изуродованное тело нашли через две недели. Экспертиза показала, что смерть наступила два дня назад. А значит, она жила и страдала в руках каких-то ублюдков целых двенадцать дней.
Вячеслав Борисович поседел в тот день, когда ездил на опознание тела. Тетя Марина не выдержала и наглоталась таблеток. Он похоронил их в один день.
Пока мама была в больнице, я жил у Гордеевых. Просто не мог уйти из ее комнаты. Я плакал, просил прощения, что не встретил, что подвел. А когда узнал о её смерти... Никогда не думал, что могу так реветь. Я выл раненым зверем, но боль не уходила, а черная дыра разрасталась. После похорон Гордеев привел меня на кухню, достал бутылку водки и налил в две рюмки.
- Пил раньше? - спросил он.
- Только пиво, и вино у вас.
- Пей.
Мы выпили бутылку. Это был первый раз, когда я так напился. Алкоголь слегка притупил боль.
Школу я практически забросил. Маме, что случилось с Адель, так и не рассказал, боялся, что опять в больницу попадет, она и так там почти месяц провела.
Я кое-как взял себя в руки. Закрылся, не выпускал эмоции и боль, не мог показать маме, как мне плохо. И только с Гордеевым позволял себе эту слабость.
Через два месяца нам сказали, что никаких зацепок так и не нашли. Дело они, конечно, не закрывают, но, скорее всего, это висяк...
В тот день Вячеслав Борисович разнёс пол кухни. Ругался сильно, раньше никогда от него такого не слышал. А на утро он сказал:
- Я сам их найду.
22 глава Лимон
Лимон
Он их нашел. Мы нашли.
Гордеев ушел из универа. И пошел в банду. Начинал с самого низа. Сначала был на побегушках. К нему присматривались. Ещё бы, кто в здравом уме кинет работу в престижном вузе в сорок лет, чтобы заниматься всяким дерьмом? Проверяли, можно ли ему доверять. А я был его тенью. Он ругался, прогонял. Говорил, что вся моя жизнь впереди и мне не место с этими отбросами. Но каждый день я снова шел за ним. К концу лета Гордеев возглавил небольшую группу. Что неудивительно, мужик он образованный, умный. А ещё у него была цель и ему было плевать, как он к ней придет. И не стоит забывать, что в свое время он служил в ВДВ. И форму он поддерживал регулярно, до сих пор единоборствами занимался.
Под ним было шесть человек. Они выполняли поручения выше стоящего, следили за выделенной территорией. Тогда в городе было три банды. И они постоянно соперничали. Однажды я вовремя предупредил, что на них готовятся напасть. Выяснил случайно, просто по другой дороге пошел. Успел вовремя. Территорию отбили. Ближе к сентябрю я его спас, снова повезло. Я ведь рядом ошивался, когда на окраине в заброшке Гордеев, со своими парнями, собрался дела обсуждать. Мне туда было нельзя, я к банде никакого отношения не имел. Вот и увидел, как какой-то гамадрил пушку вытащил. Недолго думая, саданул его по башке сзади, он и вырубился. Почему он был один, может, внимание привлекать не хотел, решил, одному легче уйти будет, не знаю. Но после этого случая Гордеев сказал так:
- Я беру тебя к себе. Но у меня условие. Ты заканчиваешь школу и поступаешь. Мне рядом нужен полезный человек, который умеет не только кулаками махать.
Я согласился. Пока я учился, Гордеев шел вверх по карьерной лестнице, если можно так сказать. Уже осенью, после того, как убили главного над их группами, главным поставили его. Если честно, не уверен, что этому не посодействовал Гордеев.
Иерархия в группировке напоминала пирамиду. Мелкие группы, их было пятнадцать, в каждой был свой главный. Над ними был главный, который контролировал несколько таких мелких групп (у него, понятно, были свои приближенные люди). Все они подчинялись главарю, у которого был свой круг приближенных.
Все это время он наводил справки, собирал информацию по крупицам. И к концу зимы он нашел тех, кто похитил его дочь. Одним из них был его коллега, такой же главный над тройкой групп. Животное по кличке Бешеный. Как Гордеев мог с ним общаться, пожимать ему руку в течение ещё нескольких месяцев, я не представляю. Мои кулаки сжимались до белых костяшек рядом с этим ублюдком. Но все, что я слышал от Гордеева, это "рано".
Я всегда был его правой рукой. Он мне доверял, потому что мы были семьей. У нас остались только мы. Маму я ограждал от всего, после того случая ее здоровье стало совсем слабым. Гордеева стал считать своим отцом.
Апрель, годовщина пропажи его дочери, моей Адель. Мы вдвоем были на кладбище.
- Все готово, - тихо сказал мужчина. - Я пойму, если ты со мной не пойдешь.
- Я пойду, - так же тихо ответил я.
Гордеев пригласил Бешеного и его двух подручных в баню. Пообещал, что его ждёт сюрприз, и тот довольно улыбнулся. Но когда они поняли, что их пригласили не веселиться, было поздно. Выпитый алкоголь с подмешанной наркотой уже подействовал.
Полуразрушенный дом когда-то был хутором и стоял в поле в двадцати километрах от города. С дороги его видно не было. Гордеев про него знал, потому что деревня его бабки находилась недалеко и в детстве он бегал на этот хутор за яблоками. Дом когда-то был большим и подвал делился на несколько помещений. Там и пришли в себя эти ублюдки. Мы рассадили их в разных частях. Гордеев позаботился об этом заранее. Прибрался, привез стулья и кое-как восстановил двери.
- Гордей, - так вначале его называли в банде. - Ты что творишь? - рычал на него прикованный к стулу Бешеный, когда пришел в себя. - Тебя же свои уроют. Они узнают. Лютый узнает, он тебя убьет...
Он много чего говорил, угрожал, но мы с Гордеевым просто молча смотрели на него, а потом уходили. Через два дня он просил, а когда уже психика не выдержала, стал просто рычать. Его дружки начали ныть и умолять гораздо раньше. Незнание, непонимание того, что происходит, сводило Бешеного с ума. Ещё бы, третий день в подвале без еды и с парой глотков воды в сутки.
