я понял, кто ты, когда увидел твой портрет.
Эфрат совсем не нравилась эта новость. Если он смог заметить сходство, то и кто-нибудь другой сможет, а это ей совершенно не нужно. Кроме того, она была абсолютно уверена, что все ее портреты находятся под присмотром и она точно знает, где именно.
— Сначала я не придал этому значения, — продолжал Рахмиэль, протягивая руку к бокалу, — но потом я увидел твое фото в журнале и… было сложно поверить в то, что это простое совпадение.
— И где же ты видел мой портрет, имеющий столь поразительные художественные достоинства, что ты почти сразу же меня узнал? — Лицо Эфрат пусть и было расслабленным, но без единого намека на улыбку.
— Мой отец купил его на аукционе, для одного из наших загородных домов.
— Как именно я выгляжу на этом портрете, сможешь вспомнить?
— Я выучил каждую деталь, — Рахмиэль усмехнулся, — я сидел возле него часами пока никто не видел. Как будто время останавливалось, когда я был радом с ним. Я не понимал, как портрет кого-то такой очевидной красоты может называться портретом незнакомки.
Эфрат выжидательно смотрела на него. Рахмиэль перехватил ее взгляд и продолжил:
— Твои золотые волосы уложены в высокую прическу, в которой сияют бриллиантовые шпильки, пара кудрей обрамляет лицо, фарфорово-белое почти без намека на румянец, только коралловые губы и глаза от которых невозможно оторваться, только они напоминают о существовании цвета. Я столько раз пытался подойти, чтобы посмотреть ближе, но чем ближе я подходил, тем более расплывчатыми казались твои черты, а цвета как будто сливались в один и даже двигались.
Эфрат ухмыльнулась, а Рахмиэль продолжал говорить:
— На тебе темно-зеленое платье, оставляющее открытыми плечи, ты держишь в руках лилию…
— Похожую на ту, что вытатуирована у тебя на руке? — перебила его Эфрат.
— Да, — кивнул Рахмиэль, как будто не услышав иронии, — именно. Сначала я просто часами сидел рядом, но потом я часами смотрел в твои глаза во сне. И даже это не вызвало у меня особого беспокойства. Только тогда, когда я увидел еще один, очень похожий «Портрет Незнакомки» в одном из замков Германии, я понял, что не могу больше ни о чем думать, кроме тебя, мне во что бы то ни стало нужно выяснить, кем ты была и почему я начал видеть тебя повсюду. Не только во сне, теперь твое лицо мелькало в толпе, появлялось на экране и мерещилось мне буквально повсюду то тех пора, пока наконец я не открыл тот журнал.
— У тебя наверняка есть фотография?
— Конечно, — ответил Рахмиэль, — в телефоне.
— И где телефон?
— У тебя дома.
— Что ты делал в Германии? — поинтересовалась Эфрат, выражение лица которой оставалось неизменно расслабленным и не менялось, что бы она ни слышала.
— Навещал семью.
— Так ты из Германии?
— Можно и так сказать. Теперь моя семья живет там.
— Зачем же ты уехал? Неужели ни одно из частных учебных заведений этой прекрасной страны не решилось распахнуть для тебя свои двери?
Рахмиэль хотел было ответить, но тут снова подошла официантка и поинтересовалась, каким блюдом гости желают насладиться нынче вечером. Сделав заказ, который должен быть вернуть Рахмиэля к жизни, а Эфрат дать время разобраться в происходящем, они вернулись к разговору.
— Я просто хочу быть там, где нет моей семьи, — ответил наконец он и протянул руку к руке Эфрат.
— Ты два дня назад чуть не умер, и я принимала в этом горячее участие, а сейчас хочешь взять меня за руку?
— Очень горячее, — ответил он. — Будем считать, что мне понравилось.
Эфрат непросто было бы сказать, у кого больше проблем, у нее с потерянным портретом или у этого мальчика, сбежавшего от семьи и явно искавшего смерти.
— Зачем ты приехал в мой дом?
— Я искал встречи с тобой.
— Это я уже поняла. Чего я не поняла, так это «зачем».
— Я тоже, — с этими словами он сделал глоток вина и положил руку поверх руки Эфрат.
Она усмехнулась, но не стала убирать руку. Ведь они и правда бывали куда ближе, чем сейчас. А потому она развернула руку так, чтобы ее пальцы уперлись в центр его ладони.
— Не самое привычное для тебя положение?
— Когда кто-то сверху? — на его губах осталась капля вина, — да не то, чтобы. Мне это нравится.
— Тогда оставить меня в живых было правильным выбором.
Неожиданно для себя Эфрат рассмеялась.
— Ну наконец-то, — он тоже рассмеялся и сделал еще глоток, сжав ее руку в своей.
Разговаривать расхотелось. Эфрат взяла свой бокал свободной рукой и сделала глоток вина. Оно было чуть горьким, похожим на хороший кофе, который она тоже любила, хотя бы потому, что чувствовала его вкус. А может быть, за его магию и мудрость. Но вино обладало иной мудростью, оно способно было перенести их намного дальше, чем просто терраса ресторана, туда, где многие вещи становились понятны, а некоторые вопросы теряли свою важность.
Официантка принесла заказ и с улыбкой поставила блюда на стол. Казалось, она искренне рада видеть, как Эфрат улыбается. Не то, чтобы это было редким зрелищем, но счастливые люди имеют тенденцию оставлять большие чаевые. Некоторые гости время от времени смотрели в сторону их стола. Но не потому, что их смущало что-то, просто большинство из них знали в лицо молодую девушку с таким интересным и необычным именем. Кто по обложкам журналов, кто по скандальным фото в интернете (ох уже эти надписи бриллиантами в самых неожиданных местах, которые до появления Эфрат на европейской сцене не выказывали такой жажды коммуникации с миром). Здесь, в центральной Европе, всем этим еще можно было удивить, но чем ближе к югу, тем меньше.
Мысли о юге напомнили Эфрат о предстоящей поездке в Германию.
— Раз ты так стремишься сбежать от родительской опеки, то в Германию ты со мной не поедешь?
— А ты хотела бы, чтобы я поехал с тобой? — только после того, как Рахмиэль посмотрел на не с плохо скрываемым удивлением, она поняла всю абсурдность собственного вопроса. На долю секунды она опустила глаза, но этого было достаточно.
— Тогда я поеду, — заявил он.
— А как насчет твоей учебы?
— Это частный университет, я умный, а моя семья состоятельна. Все закроют глаза на мое недельное отсутствие, это не будет проблемой.
— А если ты не вернешься?
— Тогда, — он сделал паузу, — тогда я закрою на это глаза.
Она снова рассмеялась. А он улыбнулся, разрезая свежий стейк, кровоточащий благодаря низкой прожарке.
— Еще никогда, пока
