Ее. Он — ее. Она может лучше, чем ее отец. И это так. Никто не отнимет его у нее. И уж точно она никогда не уйдет.
Соломон одобрительно хмыкнул и выдохнул.
Она медленно потягивает свой коктейль, не торопясь анализировать выражение его лица. Она не может его прочитать. Да и зачем? Она едва знает этого человека.
— Ты злишься? — спросила она через мгновение, быстро отставив бокал. — Ты выглядишь сумасшедшим. Твое лицо…как будто…..тает.
Он качает головой, мускул дергается на его суровой челюсти.
— Я не злюсь, Тесси. Я расстроен.
У нее вырывается смешок.
— Ну, я тоже.
Соломон не отвечает. Он молчит. Изучает ее лицо. Но прежде чем он успевает что-то сказать, у нее срабатывает телефон.
Она вскакивает, испугавшись громкой вибрации входящего сообщения.
Взглянув на телефон, лежащий рядом с тарелкой, Тесси выругалась. Она просила Атласа дать ей вечер, прежде чем она закончит свою доску настроения, но, видимо, он не смог сделать даже этого.
У нее потеплело в глазах.
Внезапно она больше не хочет есть. От того, что она делила своего ребенка, как закуску, у нее в животе появилась кислая боль.
Собрав салфетку, она бросает ее на стол и встает. Перемирие. Больше нет. Не сегодня. Между требованиями босса и Соломона все кончено. Она не хочет, чтобы ворчливые мужчины мешали ее островному настроению. Она хочет уехать. Ей нужны компрессионные носки, проигрыватель и восемь часов беспрерывного сна.
— Я возвращаюсь в номер.
Она поворачивается, слезы текут по ее щекам.
Но вдруг Соломон встает. Электричество щелкает, когда он проводит широкой мозолистой ладонью по ее обнаженной руке и хватает ее за запястье. Он останавливает ее, разворачивая к себе.
— Тесси.
Она фыркает. Наклоняет подбородок, чтобы видеть его.
— Что?
Его темно-синий взгляд обшаривает ее лицо, задерживаясь на слезах. Он сглатывает, его горло перехватывает от невысказанных слов, на его суровом лице появляется противоречивое выражение.
— Твоя еда.
Она заставляет себя улыбнуться и прогоняет слезы.
— Упакуй ее для меня, хорошо? Я съем ее позже.
Оглядев ее в последний раз, Соломон отпускает ее запястье, и Тесси поворачивается. С телефоном в руке она отправилась на пляж, даже не пытаясь сдержать слезы.
Они говорили, они пытались, но что, если это безнадежно?
Что если они просто незнакомые люди, которые ненавидят друг друга?
Что-то теплое и сырое кипит в груди Соломона, когда Тесси поспешно отходит от него.
Она не хочет, чтобы он был рядом.
Но кто может ее винить? Он заставил ее плакать. Он заставил плакать беременную женщину. Господи. Какой же он мудак.
Да, он сорвался на нее, и разговор стал напряженным. Все это время он скрежетал зубами. Не из-за Тесси, а из-за того, что они не могли принять ни одного чертова решения, потому что ничто в их ситуации не было нормальным.
И он видел это по ее лицу.
Совершенно ясно, что Тесси Трулав не хочет иметь с ним ничего общего.
Для нее он — помеха. Угроза. Ворчливый ублюдок.
Хуже того, она думает, что он заберет у нее ребенка.
От этой мысли он почувствовал себя мудаком высшего сорта.
Он ни на секунду не допускает мысли о том, чтобы отнять у нее ребенка. Она чертовски сильна и полна решимости растить ребенка в одиночку. Он уважает ее за это. Но он хочет быть в жизни своего сына. Как ему это совместить? Как ему совместить свою спокойную жизнь на Аляске с крысиными гонками Тесси в Лос-Анджелесе? Все это нелегко, но в этом нет сомнений: они должны разобраться.
У него осталось два дня.
Он чувствует себя еще хуже, когда мимо него проскальзывает официантка, чтобы доставить им еду. При виде свежей рыбы, недоеденной Тесси, Соломон хмурится. Она должна была съесть больше. Внезапно ему захотелось вернуться в Чинук, на свою собственную чертову кухню, приготовить ей что-нибудь полезное и вкусное, а не этот дерьмовый зеленый салат на ее тарелке.
Вдалеке Тесси остановилась возле пальмы, чтобы снять каблуки. Он может разглядеть ее фигуру, длинные светлые волосы, ярко-синее платье, обтягивающее небольшой живот. Даже в тусклом лунном свете она сияет золотом, как в ту ночь, когда они впервые встретились. Красивая.
Соломон провел рукой по лицу и застонал, наполовину поддавшись искушению пойти за ней. Ему не нравится, когда она бродит в темноте. Это слишком близко к той ночи. Той проклятой ночи, от которой его мир слетел с оси.
Это курорт, Сол. Здесь безопасно. Никакого снега. Нет льда. Никаких машин.
И все же он ничего не может поделать. Такова природа — следовать за ней. Проклиная себя, свою чрезмерную опеку, он движется за ней по дощатому настилу, чувствуя себя в тени. Его тело автоматически тянется к ней, а бешено колотящееся сердце не может успокоиться, пока она не доберется до места назначения в целости и сохранности. Он держит ровный и эффективный темп, следит за ней и в то же время отдаляется от нее.
Укол сожаления выбивает из него дух. Он жалеет, что не расспросил ее побольше о себе. Хотел бы он меньше ворчать. Чтобы он не прогнал ее. Господи, неужели он мог показаться еще большим ворчуном? Он хочет знать девушку, с которой будет растить своего ребенка. Что вызывает на ее лице эту грустную улыбку. И кто, блядь, взрывает ее телефон.
Она не светится. А разве беременные женщины не должны светиться?
Соломон останавливается рядом с беседкой, когда Тесси подходит к их вилле. Телефон практически приклеен к ее руке, она грациозно поднимается по ступенькам, а когда он убеждается, что она благополучно скрылась внутри, поворачивается и идет обратно к пляжу.
Чувство вины гложет его изнутри. Какого черта он позволил ей уйти? Он же остановил ее. Почти. Он почувствовал, как быстро бьется пульс на ее запястье, когда провел ладонью по ее стройной руке. Ему захотелось обнять ее. Прикоснуться к ней. Чтобы она почувствовала себя в безопасности.
Поцеловать ее.
Черт.
Нет.
Это последнее, чего он хочет. Его сын — это его цель, и больше ничего и никого. Даже если ее вопрос прозвенит в его черепе, как колокол.
Значит…никого?
Никого, кроме тебя, — хотел сказать он.
Чертовски идиотское предположение. Он едва знает ее. Даже если она занимала место в его голове последние шесть месяцев.
Его задница вибрирует.
Соломон потянулся в задний карман и достал телефон.
Эвелин. Несомненно, звонит, чтобы узнать, как обстоят дела. Откинув голову к небу, он тяжело выдохнул. Он не в настроении,
