У женщин в его мире должны быть брендовые вещи, определенные атрибуты внешнего вида.
Он заполучил такую женщину когда-то — Полю, ядовитую, роскошную Полину, и она была мерилом его достижений. Все женщины должны были быть такими.
Но он бы оторвал руки тому, кто попытался бы хоть каплю изменить в Марго.
Яр мысленно перебирал золотые волны её волос. Разве можно их завить в локоны и придать им неестественный декоративный блеск?
Разве можно уничтожить загаром прозрачную белизну её кожи, сквозь которую так заметно бьются венки? К чертям все солярии.
Разве нужно другое платье, вместо этого? Подчеркивающее её хрупкость и невесомость.
Яр впитывал в себя эту слишком откровенную в своих чувствах девушку, как будто глотками пил жизнь.
Она была совершенно чужда всей этой обстановке, она права, что чувствует себя неловко. Она, нежная, трепетная была чужда ему, заматеревшему чудовищу, которого опасаются партнеры, который…
Который убил своей яростью, своей дикой энергией, бушующей в нем и двигающей его вперед — жену. Разве может он, разве имеет права дотронуться до этой девушки?
Яр прикрыл глаза, успел увидеть встревоженный взгляд Марго.
Нет. Тысячу раз нет.
Марго распахнула глаза, а затем посмотрела на его руку.
Он изо всех сил сжимал салфетку. А она… положила маленькую прохладную ладошку на его побелевший кулак. И он отпустил салфетку. И ушла вина и ярость.
Он услышал песню, в приглушенной темноте зала протяжно запел низкий голос итальянца: «Besame mucho».
Как и тогда с книгой и букетом, Яр не мог сопротивляться, его внезапно унесло, и он сам не знал, что скажет в следующий момент.
— Потанцуй со мной, — Яр встал изо стола и протянул к ней руку.
Всего раз. Ненадолго её коснуться, ощутить в своих объятиях. Только раз.
А Марго вспыхнула, улыбка бабочкой вспорхнула на ее губы, и Марго потянулась к нему.
Bésame, bésame mucho — Целуй, целуй меня жадно,
Como si fuera esta noche la última vez — Так, словно у нас остается последняя ночь.
Bésame, bésame mucho — Целуй, целуй меня страстно,
Que tengo miedo perderte, perderte después — Боюсь обладать тобой, а потом — потерять.
Песня умоляла о любви, о поцелуе. Тишина и сумрак зала околдовывали, уносили прочь от забот, от всего мира за стенами этого ресторана.
Но главное, это она, сияющая девушка, словно солнце.
Яр подхватил её, положил руку на тонкую талию, во вторую руку доверчиво легла узкая ладонь Марго.
Он притянул её к себе, ближе и еще ближе.
Почувствовал прикосновение упругой груди, на мгновение опустил голову в ее волосы, вдохнул. Снова пришло на ум — поле, травы, цветы.
Марго была вся на виду. Ни одно ее чувство не могло ускользнул от внимания Яра.
Он думал, что так же откровенно она бы изгибалась бы в его руках обнаженной, как сейчас плавно танцует и тает.
Грудь Марго вздымалась, ресницы трепетали. Запрокинув голову, так, что волосы шелком опустились на его руки, она смотрела в его глаза, а затем, забывшись, опускала взгляд на его губы.
И Яр сошел с ума. Разум его затуманился.
Он положил ее вторую ладонь к себе на плечо, обнял и склонился к её лицу. А затем, не в силах противиться притяжению, он потянулся к ее шее, там, где бьется от желания и страха жилка, и поцеловал это место.
Запах Марго был опьяняющим. Её дыхание сбивалось, она вцепилась в его плечи, она прижималась с нему всем телом, глаза её заволокло туманом.
И он знал, без слов знал, что она также сейчас оглушена их обоюдным желанием, и она чувствует, насколько сильно он ее хочет.
Ничего не могла скрыть Марго. И это заводило настолько сильно, что еще мгновение и он сорвется.
Сейчас, прямо сейчас.
Besame, besame mucho — Целуй, целуй меня жадно
Упрашивала песня
Яр запустил руку в волосы. Губы Марго приоткрылись, ее глаза закрылись, Яр тяжело дышал, склонившись на ней. Она вся была в его руках. Нежная, откровенная Марго.
Марго
И откуда-то издалека, из другого мира звонил телефон.
Я медленно открыла глаза, Яр еще мгновение смотрел на меня, словно боролся с чем-то, а затем как-то криво улыбнулся, склонился передо мной в шутовском поклоне, поцеловал кончики пальцев и отошел к столу.
Я похолодела.
Зачем он так? После этого танца, после его объятий.
На ватных ногах я вернулась за стол, машинально взяла сумочку и, пока он говорил по телефону, повернулась и направилась к выходу.
— Марго, у меня был важный разговор к тебе. Вернись, пожалуйста, — это было похоже на приказ, а не на просьбу.
Не знаю зачем, я вернулась за стол. Может, я надеялась услышать объяснение этому внезапному преображению.
Может, он поговорит по телефону и снова посмотрит на меня так, как это было мгновение назад.
Но его разговор закончился. Тут пришли официанты, замелькали вокруг нашего стола: расставляли тарелки, наливали в бокалы вино.
Все это время мы смотрели друг на друга через стол, не отводя взгляда.
По его лицу я ничего не могла сейчас разобрать. Только заметила, как желваки перекатываются по скулам. В моих глазах стояли слезы, но я не плакала. Я не стану.
— Музыку выключите, — приказал Яр.
Вот нас снова оставили одних. Тишина между нами была слишком громкой.
— Я должен извиниться, — начал Яр. — Тогда в машине я сделал предложение, и оно было некорректным. Мне показалось, что между нами возникло некоторое естественное для мужчины и женщины, хм, ощущение, если так можно сказать. Мне не хотелось создавать иллюзию, что в этих, хм, ощущениях есть нечто большее, чем физиология, поэтому уважая твое и мое время, я выразился так, как выразился. И слишком поздно понял, что это было невежливо.
Он разбирал по кирпичику то хрупкое, удивительное, что выстроилось между нами в эти мгновения.
Он намеренно топтал чудесные мгновения, связывающие нас, чтобы эти воздушные замки никогда не стали реальностью.
— Ешь, это очень вкусное блюдо. Я специально заказал его для тебя: попробуй, это — зеленый салат с грушей и уткой, а это — карельская форель в соусе из раков.
Я тупо смотрела на тарелки перед собой, не чувствуя ароматов. Затем я подняла на него глаза. Мне показалось, или в его взгляде мелькнуло отчаяние… что-то вроде жалости.
Жалость меня разозлила. Я вдруг улыбнулась, со злости. И решила попробовать эти «специально для меня» заказанные блюда, потому что это последний раз, когда я бываю в таком месте, и последний раз, когда я смогу попробовать настолько лихо закрученные воедино вкусы. Соус из раков, бог ты мой.
Как же это вкусно! О да! Я жадно съела салат, затем форель, залпом выпила бокал белого вина. Все это я проделала, вообще не обращая внимания на Яра внимания.
Похоже, это было истерикой. Потому что как только я промокнула губы салфеткой и глянула на него, я чуть не разрыдалась.
Я зло смотрела в его глаза: ну что там у тебя еще припасено? А что мне терять, кстати, я могу спросить же прямо в лоб. Точно.
— Спасибо, невероятно вкусно. Уверена, мне больше не придется хоть когда-нибудь попробовать нечто подобное, так что я благодарна, что вы на мгновение приоткрыли мне дверь в райскую жизнь, показали, насколько прекрасной, полной незабываемых ощущений она может быть.
Прямо не получилось, но метафора довольно говорящая, не дурак — разберет.
Яр опешил, но тут же усмехнулся.
— Я попрошу внести тебя в список гостей ресторана, заходи, когда захочешь. Одна или с подругами. Только нужно позвонить заранее. Обычно здесь только дежурный. Он и повар, и бармен, и официант. Накормит напоит, но, если, захочется что-нибудь из меню, лучше предупредить и дать время, чтобы и остальной персонал прибыл и приступил к работе. Естественно, каждое посещение и любые пожелания ни к чему тебя не обязывают. Все бесплатно. Не хочу, чтобы это удовольствием стало единственным в твоей жизни.
Он Делал вид, что не понял мной сказанного. Намеренно продолжал рушить все.
