недель жил у нас, а потом совсем исчез. Стас тогда места себе не находил, да и я думал, что пропадет мальчишка, а он все-таки взялся за ум и вон каким уважаемым человеком и незаменимым адвокатом вырос.
Я снова, не удержавшись, скользнула взглядом по широкой спине Дэна, стоящего впереди. Лазарев не любил откровенничать о том периоде, когда, сбежав из дома после смерти матери, жил на улице. Не знаю, с чем ему пришлось столкнуться в те годы, но догадываюсь, что хорошего было мало. Пожалуй, это оставило на нем свой отпечаток, наделив определенными качествами характера.
Безуглов, легко угадав направление моего взгляда, продолжил предаваться воспоминаниям:
— Я в те годы сам был капитаном рыболовецкого судна, а чуть позже стал одним из акционеров РМП, выкупив контрольный пакет акций у предыдущего владельца. Стас Лазарев тоже был акционером, и его доля перешла к Денису, как его наследнику…
Я упустила нить нашей беседы, когда Анфиса, поднявшись на носочки, принялась говорить что-то на ухо Дэну. Глядя на то, как ее ладонь собственнически касается его плеча, я чуть было не сломала хрустальную ножку своего бокала.
Лазарев повернул к Славиной голову и что-то ответил со сдержанной полуулыбкой, при этом их губы оказались настолько близко друг к другу, что показалось, будто он сейчас ее поцелует. Я застыла, чувствуя себя полной дурой, задумавшись о том, не ошиблась ли, посчитав, что мы с Дэном действительно на одной стороне?
Ревность мощным кулаком ударила под дых, расползлась тяжестью в желудке, мешая трезво соображать. Весь огромный зал для меня сузился до них двоих, стоящих передо мной. Будто не было рядом нескольких сотен гостей, шума, музыки, ведущего, яркого света. Только Лазарев и Славина. И я, вынужденная смотреть на них, не в силах отвести взгляд.
С трудом вернулась к реальности, выравнивая успевшее сбиться дыхание, моргая, чтобы сфокусировать зрение на иной картинке, не столь ранящей и болезненной.
— …пожалуй, мне пора принять участие в благотворительной лотерее, чтобы не казалось, что я пришел сюда просто так, — добродушно усмехнулся Безуглов, не заметивший резкой перемены моего настроения или тактично сделавший вид, что не заметил. — Был рад знакомству, Ева.
— Взаимно, Владимир, — выдавила улыбку я. — Удачи вам в лотерее.
И он растворился в толпе, снова оставив меня наедине с моей ревностью. И чтобы не утонуть в ее непроглядной пучине, я снова пригубила шампанского, показавшегося горьким, как микстура от кашля. Оно не принесло ни ожидаемого спокойствия, ни облегчения.
Начавшаяся лотерея тоже не заинтересовала, хотя сама ее идея была неплохой. Организации, выступающие спонсорами мероприятия, предоставляли в распоряжение фонда призы и подарочные сертификаты, вся прибыль от которых распределялась «Крыльями» для помощи тем, кто в ней нуждался.
Гости развлекались, общались, приобретали полезные знакомства, делали щедрые пожертвования. Спонсоры получали рекламу и упоминание собственных компаний в СМИ, как участвующих в благотворительной деятельности. И всё это ради благого дела — оплаты дорогостоящих операций для детей-инвалидов, сборов в школу малышей из малообеспеченных семей, приобретение нового оборудования для больниц, или иных целей.
Сама я ограничилась пожертвованиями, решив, что выигранный в лотерее, к примеру сертификат к незнакомому косметологу или абонемент в фитнес-клуб я все равно вряд ли стану использовать, но многие гости с азартом приняли участие в розыгрыше.
Слушая, краем уха, как ведущий завуалированно и с юмором описывает очередной новый лот, мой взгляд против воли раз за разом останавливался на Дэне. На том, как Славина в разговоре по-хозяйски поправляет ему и без того идеальный узел галстука или смахивает с узкого лацкана пиджака невидимые пылинки. Зная педантичность Лазарева, пылинок на нем априори быть не могло, разве что Анфиса сама, увиваясь вокруг него ужом, туда собственной перхоти насыпала.
Она просто хотела его касаться и касалась. И Дэн ей это любезно позволял. Грош цена всем его прошлым словам после такого зрелища…
— Так и знал, что встречу тебя здесь, — знакомый голос, неожиданно раздавшийся позади, заставил меня резко обернуться.
Кажется, вечер перестает быть томным. Я вот встретить на подобном мероприятии Матвея Соколова совсем не ожидала, несмотря на то, что в последние дни мы и без того пересекались чаще, чем хотелось бы.
Не сразу узнала его в представительном мужчине, одетом в темно-серый костюм-тройку, стального цвета сорочку и галстук-бабочку. Всё в нем сегодня позволяло соотнести его с местным обществом: от начищенных до блеска туфель до уложенных в модную прическу темных волос. Лишь лукавая улыбка выдавала в моем старом знакомом прежнего искателя приключений.
— Ты в последний раз на выпускном так выглядел, — резюмировала я его внешний вид, отчего собеседник заливисто, по-мальчишески рассмеялся.
— Рад, что ты помнишь. В тот день мы с тобой танцевали вальс и были самой красивой парой из всех.
Я тоже усмехнулась, отвлекаясь от мыслей о Дэне, жалящих душу, как раскаленные иглы.
— На память не жалуюсь. Поэтому всё, что было после этого я тоже отлично помню, Моть.
Соколов помрачнел, подтверждая, что он о том, что было после, предпочел забыть.
— Мне жаль, что так случилось. Я уже извинялся перед тобой и могу извиниться еще, если нужно.
— Не утруждайся.
Боль от его предательства прошла, как и злость, осталось лишь равнодушие и приобретенный опыт.
Скользнув взглядом по толпе впереди, я заметила, что Славина наконец отстала от Дэна, зато ее место занял Михаил Сушков. Мужчины о чем-то беседовали. Внешне всё оставалось в рамках приличий, но судя по напряженной спине Лазарева и неприятно-скалящемуся выражению лица бывшего партнера «S&L» разговор был не из приятных.
Шампанское, кажется, все же начало действовать на меня, но вместо расслабленности принесло чувство опустошенности и апатии. Захотелось развернуться и уйти, уехать домой и, наевшись клубничного мороженого, забраться под одеяло и плакать долго-долго, пока не усну.
Сегодняшний вечер не шел ни в какое сравнение с таким же прошлогодним, когда я беззаботно развлекалась, чувствуя себя рядом с Дэном, не отходившим от меня ни на шаг, уверенно и спокойно. Тот вечер был сказочным. Этот — кошмарным.
— Почему? — вернул меня к реальности Матвей. — Как у вас говорят, «чистосердечное признание и раскаяние облегчает наказание», разве нет?
— У нас говорят, что прощение предателя равносильно ожиданию нового удара в собственную спину, — мрачно ответила я Соколову, не уверенная, что говорю сейчас о нем, а не о Лазареве. — Тем не менее, если совесть не дает тебе уснуть по ночам, можешь спать спокойно — я тебя простила.
— Спасибо, — искренне ответил он, но я уже развернулась, собираясь последовать плану с мороженым и одеялом:
— Была рада встрече, но
