— Это я! Я, должно быть, в чем-то провинилась?
Констебль обратился к ней официальным тоном:
— Мисс Дей, боюсь, у меня для вас плохие новости.
Только сейчас Франческа заметила, что он держит какой-то предмет. Когда она узнала сумочку из страусовой кожи, принадлежавшую Клоуи, ее охватило страшное предчувствие.
Полицейский отвел взгляд в сторону:
— Кажется, с вашей матерью произошел довольно серьезный несчастный случай…
Далли и Скит катили по Сорок девятому шоссе, направлялясь в сторону Хаттисберга, штат Миссисипи. Далли пару часов поспал на заднем сиденье, пока Скит вел машину, однако сейчас он вновь был за рулем, радуясь, что первый удар надо будет выполнить только в 8.48 утра и у него останется время погонять мячи перед матчем. Он ненавидел эти ночные переезды с финального круга одного турнира на отборочный следующего почти так же, как и все прочее. Он был убежден, что если бы этим жирным котам из Профессиональной ассоциации гольфа пришлось сделать хотя бы несколько ночных рейдов через границы трех штатов, они наверняка тотчас же изменили бы правила проведения соревнований.
На поле для гольфа Далли не волновало, как он одет — главное, чтобы на рубашке не было изображений животных и никакой предмет одежды не был розового цвета, — зато за пределами поля он был чрезвычайно разборчив в отношении своего туалета. Он отдавал предпочтение выцветшим, плотно сидящим ливайсам, спускающимся на каблуки кожаных ботинок ручной работы, и старой, изрядно застиранной майке, которую при желании можно сбросить и протереть ею капот своего «бьюика» «Ривьера» без риска поцарапать полировку. Несколько болельщиц прислали ему ковбойские шляпы, но он никогда не носил их, предпочитая кепки с узким козырьком. Он утверждал, что репутация стетсонов навсегда подорвана тем, что их носят слишком много пузатых страховых агентов в кримпленовых летних костюмах. Нельзя сказать, чтобы Далли имел что-то против кримплена, разве что это был кримплен не американского производства.
— Вот история как раз для тебя, — сказал Скит.
Далли, зевнув, принялся размышлять, сможет ли он хоть когда-нибудь выполнить удар этой чертовой клюшкой номер два с железной головкой. Накануне это ему не удалось, и он не мог понять, в чем причина. Со времени прошлогоднего поражения на открытом чемпионате «Орандж Блоссом» он стал играть получше, но ни в одном мало-мальски крупном турнире этого сезона по-прежнему не смог занять места выше четвертого.
Скит поднес газетенку поближе к освещенному перчаточному отделению:
— Помнишь, я как-то показывал тебе фото английской малышки, той, что повсюду таскалась с каким-то парнем, вроде как принцем, и с кинозвездами?
Возможно, он слишком быстро смещает центр тяжести.
Может, именно из-за этого у него бывают проблемы с клюшкой номер два с железной головкой? Либо из-за того, что он сильно отклоняется назад…
Скит продолжал:
— Ты еще говорил, что она из тех женщин, что не подадут руки, если у тебя нет кольца с розовым алмазом. Ну как, вспомнил?
Далли утвердительно хмыкнул.
— Короче говоря, кажется, ее мамашу на прошлой неделе сбило такси. Здесь есть ее фотография, как она выходит с заупокойной службы, с кошмарной подписью: «Безутешная Франческа Дей, оплакивающая свою мать, известную в светских кругах», вот что тут написано. И как ты думаешь, до чего они дойдут с подобной дребеденью?
— С какой?
— Безутешная… С такими словами!
Далли перенес вес тела на одну ягодицу и залез в задний карман джинсов.
— Она богатая. Будь она бедной, написали бы просто, что она «скорбит». У тебя есть еще резинка?
— Пачка «Джуси-фрут».
Далли отказался.
— Через несколько миль будет стоянка грузовиков. Можем размять ноги.
Они остановились и, выпив кофе, опять полезли в автомобиль. Добрались до Хаттисберга очень быстро, и у Далли оказалась масса времени до первого удара, поэтому он легко прошел отборочный круг турнира. Позже, в полдень того же дня, по пути в мотель оба зашли в местное отделение связи проверить утреннюю почту. Они обнаружили пачку счетов, а также несколько писем — одно из них положило начало спору, продолжавшемуся весь путь до мотеля.
— Я не продаюсь и не желаю ничего больше слышать об этом, — отрезал Далли, сорвав с головы шапочку и швырнув ее на кровать в номере мотеля, затем стянул через голову майку.
Скит уже опаздывал на свидание, которое назначил кудрявой официантке из коктейль-бара, но, глянув поверх письма, которое держал в руке, принялся изучать грудную клетку Далли, его широкие плечи и рельефную мускулатуру.
— Ты чуть ли не самый упрямый из всех сукиных сынов, каких я знавал в жизни, — провозгласил он. — Такая милая мордашка и сверхразвитые грудные мышцы могли бы прямо сейчас принести нам больше денег, чем ты со своей ржавой клюшкой номер пять заработал за весь этот сезон!
— Я не позирую на календари для педиков.
— О.Дж.Симпсон пошел на это, — заметил Скит, — а также Джо Намат, да и та французская задница на лыжах. Черт возьми, Далли, ведь ты единственный из игроков в гольф, кого они надумали попросить.
— Я не сделаю этого! — взревел Далли. — Я не продаюсь!
— Но ты же делал ту журнальную рекламу для фирмы «Фут-Джой»!
— Там было совсем другое дело, и ты это прекрасно знаешь. — Далли горделиво прошествовал в ванную и захлопнул дверь, потом заорал с другой стороны:
— «Фут-Джой» делает чертовски классные туфли для гольфа!
Зашумел душ, и Скит покачал головой. Что-то бормоча себе под нос, он пересек холл и направился в свою комнату. Уже давно многим людям стало ясно, что с такой внешностью Далли прямая дорога в Голливуд, но этот дурак не желал воспользоваться ею. Агенты, специализирующиеся на открытии дарований, принялись осаждать его междугородными звонками в первый же год, как он начал участвовать в турнирах, но Далли только и делал, что обзывал их кровопийцами и отпускал в общем-то оскорбительные замечания относительно их матерей, что само по себе было бы не столь плохо, если бы он не повторял этого слишком часто им в лицо. «Хотелось бы знать, — думал Скит, — что страшного в том, чтобы заработать немного легких денег на стороне?» Пока Далли не начнет выигрывать крупные чемпионаты, ему никогда не видать чеков с шестизначными цифрами, какие получают парни вроде Тревино, не говоря уж о дорогих сделках, заключенных Никлосом и Палмером.
Скит причесался и сменил фланелевую рубашку. Он не видел ничего предосудительного в позировании для календаря, пусть даже если при этом действительно пришлось бы дышать одним воздухом с хорошенькими мальчиками типа Дж.В.Намата. У Далли было то, что агенты по отбору дарований называли сексуальным магнетизмом. Черт побери, этого не видно разве что слепому. Как бы низко он ни опускался в турнирной таблице, за ним всегда следовала многочисленная толпа, способная заполнить собой целую трибуну и, по-видимому, процентов на восемьдесят состоявшая из обладательниц губной помады. Как только он выходил за пределы игрового поля, эти женщины слетались к нему словно мухи на мед. Холли Грейс говаривала, что женщины любят Далли за то, что, как им известно, его нижнее белье не имеет никакой цветовой направленности, а сам он не имеет записей Уэйна Ньютона. Что мы имеем в лице Далласа Бодина, неоднократно подчеркивала Холли Грейс, так это последний образчик настоящего чисто американского мужчины из штата Одинокой Звезды!
