Ознакомительная версия.
– Как тебе Альберт? – спросила Анька и улыбнулась.
– Нормальный, но, по-моему, он немного староват для тебя.
– Ничего не староват. В самый раз. А тебе Сергей понравился. Могу поспорить.
– Нечего спорить. Понравился. Даже очень, – сказала я и вздохнула.
– Ну и что ты вздыхаешь? Он тоже пялился на тебя. Вернее, на твою жопу.
– Ну да, он, наверное, смотрел, как все, и думал, как можно жить с такой жопой.
– Перестань! На свете, между прочим, есть и любители такой роскоши.
– Ты сама хоть в это веришь, Ань?
Анька задумалась.
– Ладно, ты об этом не думай. Ты думай о другом. Он мужик очень умный. Чем можно его взять, а?
– Умными беседами. Это и ежу понятно.
– Правильно. Вот я слышала, что они все сейчас обсуждают футбол. Ну, здешний, юаровский. Так вот, мотай быстро себе на ус. Команда называется «Бофана-Бофана».
– Врешь! – возразила я. – Не может нормальная футбольная команда носить такое смешное имя.
– Отвечаю. Так и называется: «Бофана-Бофана». Слушай дальше. Все футболисты черные. И вот в последней игре очень плохо играл какой-то Ханс. Запомнила?
– Ханс. Запомнила.
– Ну все, идем. На сегодня хватит. В следующий раз блеснешь еще чем-нибудь.
Мы вышли из дамской комнаты и увидели, что Гена с Альбертом стоят уже не одни – к ним подошли Сергей и Денис. Обсуждали они как раз футбол.
– Я вам говорю, если бы не этот козел Ханс, мы бы выиграли, – утверждал Альберт, обращаясь к Геннадию.
Геннадий пожал плечами.
Тут я поняла, что пора блеснуть эрудицией, и сказала:
– Совершенно с тобой согласна. Он вообще… отвратительно играл. Да и какие ужасные передачи он давал. Ну, а с другой стороны, что ты хочешь от черного?
Все посмотрели на меня с явным недоумением. Даже Анька.
– Кто черный? – просил Геннадий.
– Ну этот, как его, Ханс…
Мужчины засмеялись, а Денис решил мне кое-что объяснить:
– Ханс Вонк не черный. А белый. Единственный в команде белый игрок. И он не играет на подачах. Он вратарь.
Я почувствовала, что залилась краской. Вся.
– Ты, наверное, перепутала Вонга с Бенни Маккарти. Тот действительно отвратительно играл и плохо подавал, – сказал Сергей и улыбнулся.
– Ага, перепутала, – сказала я тихо и чуть не разрыдалась.
Так опозориться! Это во всем Анька виновата. Сколько я себе говорю: не слушай никого и никогда не говори о том, о чем не имеешь никакого представления. Слава Всевышнему, футбольную тему сразу закрыли и перешли к разговору об Африке. Уж лучше так, подумала я и вздохнула с облегчением.
– Между прочим, милые дамы, а вы были в Кейптауне? – спросил Альберт.
– Нет, не были, – ответил за нас Денис. – Но мы в конце декабря все вместе туда полетим.
– Зачем ждать целых два месяца? Я лечу в Кейптаун в пятницу. На уикенд. У меня там есть небольшой домик. Приглашаю вас, милые дамы, увидеть это чудо света.
– Ну, так ты всех тогда приглашай, – сказал Геннадий, – я тоже с удовольствием поеду. Особенно если есть где остановиться. Серега, давай и ты с нами.
– Меня никто не приглашал, – ответил Сергей.
– Да ладно! Тебе я всегда рад, – сказал Альберт, – ты же это знаешь. Так что, летим?
Сергей улыбнулся и кивнул.
В этот момент мое сердечко чуть не рухнуло на пол от счастья и не разбилось на мелкие осколочки. Счастью просто не было предела. Я даже забыла о своем футбольном позоре.
«Сегодня понедельник, нет, уже почти вторник, – подумала я, – еще среда, четверг и потом целые три дня с мужчиной моей мечты!»
Около полуночи мы были дома.
Анька сразу пошла спать, а я открыла свой ежедневник и написала:
У меня есть ровно три дня.
Мне надо:
1. Разлюбить Машкова.
2. Похудеть на 20 кг.
3. Написать гениальный рассказ, показать его Сергею и согласиться выйти за него замуж.
Минутой позже было написано:
1. Я уже не люблю Машкова.
2. Надо купить весы. Может, я уже похудела на 19 кг и даже и не догадываюсь об этом? А один килограмм я за три дня скину.
3. О чем бы таком написать???
Мисс Копперфильд
– Послушай, Петрушкина Ульяна Игнатьевна, – следователь закинул ногу на ногу, закурил сигарету и посмотрел на допрашиваемую. – В твоем случае молчание не поможет.
Петрушкина тоже закинула ногу на ногу, улыбнулась и потянулась за сигаретами.
Следователь перехватил «Ротманс» и крикнул:
– Ты что себе позволяешь? Куда ты дела Останкинскую башню, отвечай!
– Как вас зовут, напомните мне еще раз, – попросила Петрушкина.
– Фе-дор А-ки-мо-вич, – по слогам повторил следователь.
– А как ва-ша фа-ми-ли-я? – передразнивая, опять спросила Петрушкина.
Следователь покраснел, привстал и, опершись руками о стол, тихо прошептал:
– Не ваше дело! Для вас я Федор Акимович. Вы на вопрос отвечать будете?
– А фамилия ваша – Укропчик. Только не могу понять, почему вы ее так стесняетесь? Я, например, тоже из семейства сельдерейных, и очень горжусь этим!
– Семейство зонтичных, – слегка прокашлявшись, добавил следователь.
– Молодец, Акимыч! Уважаю людей, которые интересуются своим происхождением. Так что ты там хотел у меня спросить?
Следователь замешкался, похлопал себя по карманам, как будто что-то искал в них, и тихо спросил:
– Пропала Останкинская башня. В ней находилось более семи тысяч человек. Точные данные сейчас уточняются. В этом преступлении обвиняешься ты, Петрушкина. Потому что именно ты собрала вокруг телебашни толпу и предложила посмотреть фокусы. У меня, между прочим, свидетели есть! – сказал он и поднял указательный палец вверх.
– Ну и что же я делала?
– Ты просто развела руками, дунула, и… телебашня исчезла.
– Недоказуемо!
– Из-за вас, Петрушкина, временно прекращена трансляция телерадиовещания на всю страну, да что там на страну – на весь мир! А вы знаете, что подумают об этом иностранные государства в связи с последними событиями? Они подумают, что совершился государственный переворот или еще что-то похуже!
Ульяна Игнатьевна закусила губу и отвернулась к окну. В это время в комнату зашел пожилой человек в форме. Старший лейтенант Укропчик вытянулся в струну и громко закричал:
– Товарищ генерал-майор, разрешите доложить. Идет допрос подозреваемой Петрушкиной. О результатах сообщу через час в письменном виде.
Генерал-майор подошел ближе к допрашиваемой и посмотрел ей в глаза.
– У меня дочь… единственная… на канале РТР работает. Я без нее… Она для меня все, – тихо сказал он и смахнул слезу.
– А у меня никогда не было отца. Верней, он, конечно, где-то есть, только я его никогда не видела, – таким же страдальческим тоном продолжила беседу Петрушкина.
Ознакомительная версия.
