Гонора уважала независимость Курта и не пыталась навязать ему свою любовь.
— Гонора! — услышала она его голос.
Она быстро повернула голову в его сторону.
— Я хочу познакомить тебя со своим другом.
Ослепленная лучами солнца, Гонора не сразу разглядела человека за спиной Курта. Но постепенно его фигура стала приобретать очертания. Это был мужчина лет тридцати, крепкого телосложения, одетый в темные брюки и белую, с короткими рукавами рубашку, на которой выделялся яркий узорчатый галстук. Широкий нос, немного скошенный вправо, нависал над густыми черными усами, в которых пряталась белозубая улыбка. Его смуглое от природы лицо было покрыто бисеринками пота. «Еврей», — радостно подумала Гонора. Выросшая в стране, где было мало евреев и совсем не было негров и китайцев, она, лишенная национальных предрассудков, относилась к каждому представителю этих народов с благоговейным трепетом — для нее они были носителями более древней культуры.
— Гонора, это мой приятель по колледжу, — представил Курт незнакомца.
— Я помогал ему по математике, — произнес мужчина с необычным мягким гортанным выговором.
— Ты помогал мне? — закричал Курт. — Да вы все списывали у меня! Гонора Силвандер. Фуад Абдурахман.
Гонора сразу решила, что Фуад исповедует ислам. Но как он оказался в этой стране и почему учился с Куртом, ведь он выглядит намного старше?
— Рада познакомиться с вами, мистер Абдурахман, — сказала Гонора.
— Так вы одна из прекрасных племянниц мистера Талботта, о которых мы так много слышали? Вы потрясающе красивы! И могли бы стать украшением любого гарема в Лалархейне.
— Лаларгейне? — переспросила Гонора.
— Вы должны произносить это слово с придыханием перед «х» — Лала… р… хейн.
— Это бесплодная пустыня недалеко от Персидского залива, — пояснил Курт.
— Курт говорит с таким пренебрежением, потому что никогда не был в наших краях. Это настоящий рай! По вашим глазам, таким мягким и теплым, я вижу, что вы бы оценили красоту моей земли с ее цветами и фонтанами.
— Наверное, она действительно прекрасна.
— Я провел бы с вами тысячу и одну ночь!
— Вы всегда предлагаете это незнакомым девушкам? — спросила Гонора.
— Только когда уверен, что не получит отказа, — вмешался Курт.
— Так, значит, у вас есть жена?
Фуад развел руками, давая понять, что у него тысяча жен.
— Но вы будете лучшей из них, — сказал он, склоняясь к окну машины. — Мисс Силвандер, я говорю вполне серьезно.
— Уверяю вас, что я серьезно рассмотрю ваше предложение.
Курт и Гонора ехали домой. Было жарко, за машиной клубилось облако пыли. Курт молчал. Гонора часто замечала за ним эту особенность — уходить в себя.
Зная эту привычку Курта, Гонора не задавала вопросов. Наконец они подъехали к мосту через Оклендский залив и остановились, чтобы уплатить пошлину. «В октябре мне придется ездить через этот мост каждый день, чтобы попасть в Беркли», — подумала Гонора.
Автомобиль плавно скользил в потоке машин.
— Вы с Фуадом начинали работать в одной бригаде? — нарушила молчание Гонора. От Гидеона она знала, что студентов инженерного колледжа часто использовали на подсобных работах — расчистке территорий и рытье канав.
— Нет. Моя первая работа как раз под нами. Я был мальчиком на посылках у Талботта, когда строился этот мост.
— Сколько тебе тогда было лет?
— Двенадцать.
— Разве закон не запрещает детский труд?
Курт пожал плечами. Ветер трепал его густые волосы.
Гонора сменила позу, поудобнее устраиваясь на сиденье.
— Гидеон очень гордится, что принимал участие в строительстве обоих мостов, но никогда не рассказывал, чем они отличаются.
— Они совершенно разные. Мост Золотые Ворота подвесной, а этот стоит на сваях, глубоко уходящих в воду. Под нами двести сорок семь футов. — Курт начал рассказывать, как они возили железные конструкции моста из Окленда и укладывали их на сваи. Его голос звучал тихо, и Гонора видела, что он благодарен ей за то, что она прервала его размышления.
Машина мягко подскакивала на стыках моста.
Курт замолчал, и Гонора снова первой нарушила тишину.
— Мне очень понравился Фуад, правда, он немного заносчивый.
— Он прекрасный парень.
— Мне кажется, что он старше тебя. Как вы оказались на одном курсе?
— Когда Фуад приехал в Беркли, он уже был женат и имел двоих детей.
— Он работает у Талботта?
— Нет и никогда не работал. Он здесь на практике. Он планирует построить в своей стране сеть дорог. На самом деле он не просто Фуад, а принц Фуад.
— А я называла его мистер Абдурахман, — смутилась Гонора.
— Он привык к этому. Фуад говорит, что его титул ничего не значит. В его стране живет меньше миллиона человек. — Они съехали с моста.
— Послушай, ты действительно хочешь пойти в музей? — Курт собирался повести ее в местный краеведческий музей.
— Нет, — прошептала Гонора, — не очень…
— Тогда поехали ко мне.
Курт въехал на стоянку, расположенную рядом с высоким жилым домом. Открыв дверцу, он заглянул ей в глаза.
— Когда я вижу твои глаза, у меня становится спокойно на душе. Значит, в этом мире не так уж все плохо. Я когда-нибудь говорил тебе, что твои глаза великолепны?
— Много раз, — ответила Гонора.
— Я никогда не видел, чтобы радужная оболочка была такой темной, а белки такими белыми и чистыми, как у младенца.
Разговаривая, они не заметили, как мимо проехал «кадиллак» Талботта, в котором сидели миссис Экберг и Джуан. Оба видели, как они входили в дом Курта.
Гонора была здесь уже третий раз, и каждый раз краснела и опускала глаза, когда швейцар, улыбаясь, открывал им дверь.
Квартира Курта располагалась на десятом этаже. Обстановка была дорогой и подобрана с большим вкусом. Длинная, обитая серым твидом кушетка занимала все пространство перед окном, через которое открывался прекрасный вид на залив. Старинный, сделанный из березы чертежный стол был завален листами ватмана, циркулями, линейками, бутылочками с тушью. На встроенных в стену полках стояли учебники, книги по строительству, справочники по всем отраслям инженерной науки, но там не было ни одной художественной книги, что поначалу неприятно поразило Гонору.
Закрыв дверь, Курт протянул к ней руки, и она оказалась в его объятиях. Они молча стояли, прижавшись щека к щеке.
Гонора закрыла глаза и крепче прижалась к нему. Неописуемое блаженство охватило ее, сердце забилось чаще, внизу живота приятно заныло, желание волной поднялось из глубин ее тела. Ее губы блуждали по его мокрому от пота лицу.
