Этот человек знал о ней все, заставляя ее кричать от наслаждения. Но при этом он ни разу не поцеловал ее, не произнес ни слова — он просто прижимал ее к себе, погружая пальцы все глубже и глубже.
Вспышки жгучего наслаждения пронизывали тело Авы, заставляя ее содрогаться. Она пыталась подольше удержать это мгновение, но так же невозможно было бы остановить мчащийся под откос поезд. Электрический разряд сотряс ее тело, ударил по всем нервным окончаниям. Ноги ее подкосились. Тяжело дыша, с последним стоном наслаждения, Ава бессильно приникла к сильному, могучему телу Джареда.
Но только на одно мгновение. Она не хотела отдыхать. Она хотела продолжения, желала, чтобы он осторожно опустился на нее и вошел одним сильным движением.
— Джаред, — умоляюще произнесла Ава, ощущая его сильное возбуждение.
— Нет. — Он убрал руки и отступил назад.
Ава в отчаянии смотрела на него, не в силах успокоить прерывистое дыхание и обливаясь потом, стекавшим по ложбинке между грудями.
— Почему ты остановился?
Его глаза смотрели холодно и бесстрастно.
— Я дал тебе то, в чем ты нуждалась.
— А тебе разве ничего не нужно? — Сердце пропустило один удар.
Джаред покачал головой, прошел мимо нее и поднял прикрывавший вход брезент.
— Не здесь и не сейчас.
Ава не понимала, что происходит. Почему от него вдруг повеяло ледяным холодом?
— Мы можем вернуться в дом и…
— Нет. Я не хочу получать наслаждение от тебя.
— Что?
— Я не доверяю тебе, Ава. — Ничем не прикрываясь, Джаред вышел в ночь, бросив через плечо: И не знаю, буду ли вообще когда-нибудь доверять.
Потная, лишенная всякого рационального мышления и понимания, Ава стояла у входа в хижину и смотрела, как он уходит в темноту — такой прекрасный и такой… жестокий.
Джаред застал Муну за работой — она окрашивала стебли растений, которые собрала в оврагах и пересохших руслах ручьев в окрестностях ранчо. Некоторое время он просто смотрел, как бабушка погружает пучки тростника в густой темно-красный пигмент. Это действо существовало с незапамятных времен. Ее голова была склонена, длинные черные с проседью косы свешивались вперед; она ласково разговаривала с растениями, прося позволить ей сплести из них корзину.
Ощутив его присутствие, Муна прекратила работу, но не обернулась.
— Где они? тихо спросила она.
Привыкший к ее необычайной способности чувствовать, Джаред вошел в комнату и опустился на стул рядом с красильным чаном.
— Поехали к Бену на ленч. Что-то в связи со свадьбой Риты.
Муна кивнула.
— Ава взяла Звездочку с собой?
— Да.
— Она уже поправилась?
— Ава так считает.
Муна подняла голову и внимательно посмотрела на внука.
— Жалеешь, что она не пригласила тебя?
— Что? — Слова буквально застряли в горле. — Нет!
— Почему же я чувствую, что твой дух разгневан?
Джаред провел рукой по лицу. Временами обостренная чувствительность бабушки бывала очень кстати, но сегодня эта ее способность почему-то раздражала.
Ава. Неужели ее образ будет преследовать его вечно?
После вчерашнего все внутренности были напряжены до предела. Тело желало Аву, несмотря на приказания разума. Почти до утра Джаред проворочался в постели, воображая горячее, жаждущее его тело Авы.
— Она взрослеет.
Вздрогнув, Джаред вернулся к действительности и кивнул, соглашаясь с замечанием Муны.
— Я знаю. Не могу поверить, что моя дочь…
— Нет, не Лили, — мягко поправила Муна. — Ава.
— Ава?
— Она хочет исправить ошибки.
— То есть?
Муна опустила ивовые прутья в воду, чтобы они стали более податливыми.
— Она выбрала прощение вместо обиды и гнева. Бабушка многозначительно посмотрела на него. Глупо держаться за те чувства, которые разъедают душу.
Джаред в раздражении поджал губы.
— Как это делаю я, ты хочешь сказать?
— Не мне это говорить, но…
— Но ты все равно скажешь.
— Джаред, ты добился успеха для себя и благополучия для нас обоих. Зачем хранить обиду на Аву и ее отца?
Джаред прорычал сквозь сжатые зубы:
— Бен Томпсон еще и не того заслуживает.
— Но зачем? Чего ты хочешь этим добиться?
В комнате вдруг стало нечем дышать, стены стали давить на Джареда.
— Я хочу, чтобы человек, заставивший страдать нас, сам узнал, каково это.
Муна печально покачала головой.
— Я никогда не страдала от рук Бена Томпсона.
— Как ты можешь говорить такое? — криво усмехнулся Джаред и пнул сапогом ивовый прут. Мы с тобой жили в небольшом сарайчике на земле этого человека, а потом он нас выбросил на улицу, как каких-то щенков!
Гордо вскинув подбородок, Муна сказала:
— Я опять говорю, что не страдала.
— А тогда как, по-твоему, это называется?
— Один маленький порог, один камешек на прекрасной реке.
— Скажи лучше, зазубренная скала, которая вспорет тебе живот, если не поостережешься.
— Я растила тебя не для того, чтобы жизненный путь виделся тебе таким.
Джаред резко поднялся.
— Значит, это досталось мне от отца.
На лице Муны отразились жалость и печаль.
— Я люблю тебя, Джаред. Осторожнее ходи по земле, которую засеваешь.
С досадой, теснящей грудь, Джаред несколько секунд стоял, наблюдая за вернувшейся к работе Муной. Ее предостережение поставило точку в их разговоре.
Бабушка была мудра, но слишком добра, слишком великодушна. Несмотря на ее неожиданное заступничество, Бен Томпсон заплатит за все, что сделал: за то, что выгнал их с Муной, за то, что разлучил его с дочерью и Авой.
Выскочив из комнаты, он направился прямо в кабинет. Упав в рабочее кресло, он схватил телефон и набрал номер своего поверенного. Джаред устроит так, что, когда ранчо Томпсона пойдет с молотка, он предложит наивысшую цену.
Она не была здесь четыре года. Чувствуя комок в горле, Ава обвела взглядом свою бывшую спальню. Здесь все осталось, как при ней. Та же самая желтая краска покрывала стены, на которых висели репродукции. В центре комнаты стояла деревянная кровать под пологом, застеленная все тем же пестрым одеялом, которым она укрывалась с двенадцати лет. Те же лампа и письменный стол. И книжный шкаф, который она, учась в десятом классе, разрисовала бледно-зелеными сердечками.
Ава улыбнулась, вспомнив, что написано на задней стенке этого шкафа. «Ава любит Джареда. НАВСЕГДА».
Печаль тяжело навалилась на нее, к глазам подступили слезы. Когда-то давным-давно он так любил ее…
— Отличные постеры Ван Хелена, сестренка. В комнату вошла Рита.
Вот о ком надо думать — о сестре и ее скорой свадьбе. И о том, как чудесно, когда у такого прекрасного человека исполняются желания.
