Кел усердно работал ложкой, а еще усерднее ртом. Больше половины торта было съедено, какая-то часть размазана по его губам, а остальное в виде остатков пыталось выжить от нападения его ложки. Карлсон просто.
Увидев меня, он начал нахваливать десерт с набитым ртом. На секунду показалось, что этот чокнутый красавец только мой. Но это только иллюзия, которую он создал сам. Зачем? Я посерьезнела, только уголки губ никак не желали опускаться, пока наблюдала, как он уминает свой деньрожденьишный подарок, запивая чаем.
- Да, я безнадежная свинья. Мне очень стыдно. Не смотри так.
- Мне очень нравится то, что я вижу.
Он закатил глаза. Я забралась на кровать с ногами, поцеловала его, слизнув с губ сливки. Нужно было отмахнуть и себе кусочек, чтобы не сказать лишнего, но я не успела и выпалила:
- Почему ты не уехал?
Келлан проглотил еще кусок торта, почти не жуя, и уставился на меня глазами побитой собаки. Он меня просто убивает этими жалобными взглядами. Актерище.
- Я тебе надоел? Женщины... Могла бы и до завтра потерпеть, все-таки у меня день рождения, - дулся он наиграно.
Но я решилась на серьезный разговор сразу после того, как пнула его.
- Почему ты здесь со мной, а не с друзьями, семьей? Это ведь и их праздник тоже. А я...
Кел не дал мне закончить, пихнул мне в рот ложку с тортом. Ладно. Я же хотела попробовать.
- Дана, пора смириться, что я местами мудак, - вещал он.
Я проглотила, собиралась возразить, но Кел скормил мне еще один кусок.
- Я просто хочу отдохнуть от своего звёздно шлюшечьего образа жизни. Надоело, что всем кругом должен. Это постоянная напряженка выжала окончательно все соки на промо. Мне хорошо с тобой. Спокойно. Хотя ты абсолютно невменяемая сталкерша. И... я позвоню в Лондон родителям, как только выползу из кровати.
Я прожевала и сжала губы, отказываясь от очередной порции. Кел перестал меня пичкать, что дало возможность говорить.
- Кел, мне неудобно. Правда. И я считаю, что тебе хотя бы стоит включить мобильный. Это просто невежливо.
- Если включу, обещаешь не квасить мой день такой серьёзной миной и нотациями? – он передразнил мою опечаленную физиономию. Я опять пнула его, - И не бить! Не бить, несносная женщина!
Я поддалась порыву и попыталась придушить его объятьями и поцелуями.
- Мне даже нечего тебе подарить, - опять сникла я.
- Вообще-то... есть. Я давно хотел попросить, но... стеснялся.
Господи, после всего порноразврата, который мы творили, он чего-то стесняется. Я подбодрила его приподнятой бровью.
- Дай поиграть на ПСП.
Я захохотала как сумасшедшая.
Кел зарычал и утащил меня в душ. Там безудержное веселье сменилось еще более безудержным сексом.
Келлан
Я гонял Микки Мауса по лабиринтам. Чертова мышь никак не хотела помочь мне пройти этот уровень. Я материл сам себя. Дана прошла всю игрушку, отчего было еще досадней. Я с упорством истинного быка начал левел заново.
Да, мое желание сбылось. Я весь день валялся в кровати с ПСП и Даной. После разговора с родителями и душа я уже был доволен этим днем рождения. Дана заставила меня включить мобильный, и полдня я улыбался в трубку. После обеда, когда все близкие и шапочные знакомые исполнили свой священный долг, я без зазрения совести опять отрубил телефон. Хорош. Я заполз в кровать с игрушкой, Дана пристроилась рядом с ноутбуком. Было так спокойно и тепло – просто сидеть рядом с ней. Молча. Ну, вернее не совсем молча. Иногда я все-таки ругался на проклятого Микки, а Дана хихикала. Продув в десятый раз, я отбросил ПСП на тумбочку.
- Чем занимаешься? - я придвинулся к ней, заглядывая в монитор.
- Да так…
Она вздрогнула и свернула все окна.
Меня словно водой ледяной окатили. Чего она там читала? Почему бы мне об этом не рассказать? Вообще, она ничего о себе не рассказывала. Наоборот, все время интервьюировала меня. Поначалу мне нравился ее откровенный обожательный интерес к моей персоне, но уже через два дня это начало раздражать. Приходилось вовлекать ее в игры по сценарию, который я изучал, или переводить разговор на нейтральные темы. Но она все равно закрывалась от меня. Странно, обычно девчонки любят трещать о себе без умолку, хвастаются, делятся переживаниями, просто болтают о всяких глупостях. А эта…
Обычно... обычно девчонки вопят и тают передо мной. Дана же открывает дверь моего номера чуть ли не ногой и сразу берет то, что хочет. Так что она ни разу не обычная и мне очень хочется знать о ней больше. Я уже хотел поднять эту тему, но увидел на заставке монитора картинку. Весьма необычную. Не кошечки-собачки-рыбки, даже, черт подери, не я. Бледные тона, два дерева... весьма странный пейзаж.
- Интересный десктоп, - заметил я словно между прочим.
Дана засмеялась.
- Что смешного я сказал?
- Нет, ничего. Напомнил мне одного приятеля.
- Ну, приехали. Малыш, никаких приятелей, никакой конкуренции. Не надо ранить мое эго.
Дана рассмеялась, стала отодвигать ноут, но я заострил вопрос.
- Так что за картина?
Она спрятала улыбку, не закрыла крышку и как-то очень тепло заговорила:
- Это Эгон Шиле. Импрессионизм начала века. Тебе нравится?
- Не знаю, - честно признался я, - Наверно. Пожалуй, да.
- Помнишь мою ММS? С девочкой? – она опять ухмылялась.
- Попробуй такое забыть.
- Это тоже Шиле, - призналась она тихо.
- Какой многогранный товарищ.
- Хочешь, покажу еще?
Да. Пожалуй, я хотел. И кивнул.
Дана открыла файл с презентацией.
«Эротизм или порнография?» - прочел я вслух, - Думаю, будет нескучно.
Я оскалился, нагло подмигнул и придвинулся к Дане вплотную. Она только глаза закатила, а на экране уже начали мелькать изображения.
- Находясь под сильным влиянием психоанализа Зигмунда Фрейда, Эгон Шиле в своем творчестве давал волю собственным комплексам и сомнениям. Его Художественная карьера была короткой, но плодотворной, а многие произведения носили откровенно сексуальный характер. Это послужило даже причиной тюремного заключения художника за «создание аморальных рисунков». Кто же он? Одаренный порнограф, ублажающий чужие фантазии? Или тонкий обнажитель душ, что так сложно разглядеть за полностью обнаженным телом. Я не знаю, растлевал ли Эгон малолетних. Я не знаю, писал ли он на заказ порнографические картины. Я не знаю, был ли он верен жене. Но я знаю, что он видит женщин насквозь. Он чувствует их боль и смятение. Он ощущает их неутоленный голод, их разбитые мечты, их нереализованные возможности. Их одиночество.
- Им чаще комфортней друг с другом, чем с мужчинами. Но великие стремления естества, любить и зачать, толкают в объятья противоположного пола.
- Что будет наградой? Понимание? Сочувствие? Нежность? Или… смерть.
Я сидел открыв рот, не представляя, что делать. Она рыдала, спрятав лицо в ладонях, причитая между всхлипами:
- О Боже... О нет... Стоп-стоп-стоп. Спокойно, спокойно, - уговаривала Дана сама себя, а потом и меня, - Прости, Кел, прости. Я идиотка. Зря я тебе все это рассказала. Я всегда так реагирую... прости, прости.
Всхлипы стихли. Дана молча сходила в ванную, так же без слов забралась обратно в кровать. Я обнял ее, чувствуя себя таким наполненным от ее переживаний, эмоций, боли за людей, что умерли почти сотню лет назад. Определенно, мне нравится эта ее сторона.
- Почему смерть? Я не понял, - признался я аккуратно, - Боль, грубость, жестокость… На это мы мужики способны. Но смерть?
- Эгон умер тремя днями позже своей беременной жены. Он отсидел в каталажке, был признан, полюбил вопреки всем, чтобы, черт подери, сдохнуть от поганой испанки, - Дана зажмурилась, чтобы снова не расплакаться, глубоко задышала, успокаиваясь.
Я молчал. А что тут скажешь. Это и правда – полное дерьмо, что великие уходят чуть раньше, чем открыли пенициллин. Дана водила пальчиком по моей ладони, и неожиданно бодро сказала:
