— В тюрьме произошло кое-что. Причем по инициативе твоего отца. Ему очень хотелось уничтожить все следы своих преступлений. И он подписал мне смертный приговор. Но я выжил, хоть и с трудом.
— Ты лжешь! Ненавижу тебя!
Задыхаюсь, не могу слушать чудовищные откровения. Но в глубине души понимаю, ни один мужчина не станет лгать о подобном.
— Было много ножевых ранений. Очень много лекарств, гормонов, куча всего. Не думаю, что тебе интересны подробности. Меня вытащили оттуда, дали шанс выкарабкаться. Врач, который занимался моей реабилитацией, предупредил, что иметь детей я не смогу. Побочные эффекты слишком серьезны. Даже если захочу — это будет огромным риском.
Смотрю на него с ужасом.
Значит поэтому не хочет видеть ребенка Камиллы?
— Так, стоп. Ты жалеть меня собралась? — лицо Байратова бледнеет, черты натягиваются. Он явно сильно злится. — Мне не нужна жалость, ясно тебе, маленькая дурочка? У меня никогда не было желания стать отцом. Никогда не хотел спиногрызов, у меня другие приоритеты. Как я понимаю, ты придерживаешься такой же позиции? Значит мы идеально друг другу подходим, как считаешь?
— Считаю, что ты чудовище!
— Тогда радуйся, возможно скоро ты от меня избавишься. Твой папочка очень старается выполнить все условия Ахмада. После он заберет тебя. Все закончится. Хотя не факт, что не подложит тебя еще под кого-нибудь, чтобы решить очередные проблемы.
От ярости на его слова темнеет в глазах. Замахиваюсь и влепляю пощечину, с такой силой, что руку пронзает боль, аж слезы на глазах выступают. Не могу сделать вдох, настолько больно. Дышу короткими рваными урывками.
— Как… как… ты… смеешь, — выдавливаю.
Из меня словно высосали всю жизнь, не оставив ни крупицы.
Давид спокойно выходит из комнаты.
Я еще долго пытаюсь восстановить дыхание, потом меня накрывает истерика. Разговор был ужасен, но ведь результат должен принести мне облегчение? Давид сказал, что скоро все закончится? Без эмоций, просто констатация фактов. Можно ли ему верить?
Но главным для меня является другой вопрос. Почему нет ни проблеска радости, от мысли, что скоро я освобожусь от Давида? Наоборот, сердце словно коркой льда покрылось.
Безжалостный подонок. Не могла же я влюбиться в него? Он не заслуживает ни крупицы любви!
Тем временем продолжаю крутить в голове его рассказ. Неужели все правда? Его порезали, едва спасся с того света. Мой отец к этому причастен. Безумие. Я не могу поверить, что папа может быть способен на такую жестокость!
Глава 20
После этого невыносимо ужасного разговора Давид не ночует дома два дня. Я испытываю облегчение. Мне страшно столкнуться с ним. Рука ужасно болит, я собираюсь в больницу, может даже рентген стоит сделать, но накатывает апатия. Все время хочется спать. Карина как обычно хлопочет надо мной. Ее забота, наверное, единственное, что придает мне сил вставать по утрам с постели. Больше я никому не нужна, не интересна.
Валяюсь на кровати, читаю норвежский детектив, такой же холодный и мрачный, как мое настроение. Телефон звонит, когда я подобралась вплотную в разгадке тайны.
Мне редко кто-то звонит в такое время. Обычно только Кристина, а в это время она на занятиях. Пока еще не перевелась на заочный.
Отец вообще перестал звонить, а когда сама набираю, не застаю его дома.
— Есения!
Голос мачехи, она плачет, и я мгновенно покрываюсь ледяным потом. Предчувствие чего-то ужасного наполняет сердце. Вскакиваю на ноги и тут же сажусь, потому что они меня не держат.
— Что случилось? Что? — почти кричу в трубку.
— Твоего отца больше нет… Нет с нами. Что теперь делать? Что мне делать? Нас выселяют из дома… Нам угрожают. Твой муж должен что-то сделать.
Она говорит и говорит, а меня заклинивает на двух словах.
Больше нет.
О чем она? Что она несет?
Потом все как в тумане. Я кричу на мачеху, ругаюсь, визжу. Прибегает Карина, утешает меня как может. Умоляю ее отвезти меня на вокзал. Она же убеждает, что надо дождаться Давида. Он появляется, и я впадаю в безумство. Набрасываюсь на него, обвиняю, обзываю его преступником и еще кучей ужасных слов.
Потом мы садимся в машину. Долгая поездка домой. Тянется невыносимо медленно. Я не в себе. Совершенно растерянна.
Похороны. Гнетущая атмосфера. Очень много странных мужчин в черном. Как в фильме про мафию. Мне никогда не нравилось такое кино, и я уж точно не была готова вот так оказаться в нем, в реальности. Явно выделяются несколько мужчин, более старшие по возрасту, и по положению. Другие ниже по рангу, далее совсем шестерки, телохранители. Все это мелькает в голове, пока мажу по ним короткими взглядами. Изучаю скорее чтобы отвлечься. Мачеха вцепилась в мой локоть так, что он начинает ныть от нехватки кровообращения. Но я ничего не говорю ей. Она может и не самый приятный человек, но скорбит по моему отцу искренне. Сводная сестра не приехала. Живет с мужчиной в другом городе и не предпочла держаться подальше.
Отцу стало плохо после деловой встречи. Шел к машине, схватился за сердце и упал. Очень быстро доставили в больницу, но спасти не смогли. Обширный инфаркт.
— Эта смерть спутала все планы. Еще и твой приятель Ахмад, решил прибрать к рукам не только то, что ему принадлежит, но и лишнее.
Захожу на кухню, и мужчина, сидящий напротив Давида, сразу замолкает.
— Жаль вашего отца. Примите соболезнования.
— Спасибо, — киваю коротко.
Я уверена, что смерть моего отца — не случайность. Это висит в воздухе. Никаких доказательств, а даже если они существуют — я последняя, кому об этом могут сказать. Байратов закрылся, отстранился от меня. Он разрешил мне остановиться в родительском доме, сам снял номер в гостинице неподалеку. Взамен мне пришлось согласиться на присутствие в доме охраны.
***
Позже Байратов приходит ко мне в комнату. У нас полный дом мужчин, это сильно нервирует. Похоже грядут серьезные распри между бандитскими кланами. Каким-то образом мы оказываемся втянуты в них. Соня оказалась самой неглупой — устранилась, уехала. Надежда скорее всего тоже сбежала бы, но ждет результатов завещания. Естественно, ей нужны деньги.
— Чего тебе? — встречаю «почти-уже-не-мужа» совсем не дружелюбно.
— Есения, тебе здесь оставаться небезопасно, — говорит резко.
— Это мой дом. Сделка, я так понимаю, уже не в силе. Буду благодарна, если документы о разводе пришлешь по почте.
— Я не собираюсь с тобой разводиться.
— Ну а я наоборот, только и жду этого момента.
— Пока ты моя жена, ты под моей защитой. Сейчас тебе сложно понять…
— Да не хочу я ничего понимать! Все кончено, неужели не видишь? Папы больше нет! Только из-за него я согласилась на дешевый спектакль под названием «жена Давида». С меня хватит, понял? Тебя, твоих жутких историй, твоей мести… Моего папы больше нет… нет… — я рыдаю, не могу остановиться.
— Я понимаю, что сейчас ты разбита, растеряна.
— Серьезно? Ты меня понимаешь? Если так — оставь в покое! Мне сразу станет легче!
Морщусь, потому что в глубине души осознаю, что веду себя несправедливо. Давид конечно далек от идеала, но сейчас по-настоящему пытается помочь. И все же не могу не отталкивать его. Показываю всем видом как ненавижу его, потому что так чуточку легче.
— Мне плевать на твои истерики. Завтра ты уедешь обратно, Карина ждет тебя, поняла? Там ты будешь в безопасности.
— Ни за что! Только попробуй применить силу, я вызову полицию! Я буду жить в доме своего отца, вернусь на учебу.
Больше всего на свете я хочу вернуть свою прежнюю жизнь. До того приема, на котором все перевернулось и полетело под откос.
Выругавшись, Байратов уходит. Видно, что ему надоело возиться со мной.
***
— Ты ведешь себя с мужем как идиотка, — заявляет вечером Надежда, зайдя ко мне в комнату. — Может быть, ты надеешься, что твой отец оставил целое состояние, поэтому ни в чем не будешь нуждаться?
