этот момент я не представляю себе, как жить без надежды на новую встречу.
– Рина, единственная причина, почему я не одобряю ваши отношения – твоя наивность и неопытность. Ты влюблена и можешь совершить ошибки, о которых потом будешь жалеть, – она посмотрела на меня с нежностью, – Но запрещать тебе любить я не могу. Вы выросли вместе, ты знаешь его как себя, и это лучший выбор, который ты могла сделать.
В глазах отца я прочитала вердикт – как быстро ты выросла, девочка моя. Встречаться нам разрешили. Теперь мы были парой. Горячая рука Доброго, сжимающая мою ладонь, говорила мне, что это не сон.
Когда я провожала его до машины, мы обнимались, он грел мне руки своим дыханием и целовал мои холодные пальцы. Прощальный поцелуй был очень скромным, наверняка, в окно за нами наблюдала моя мама.
* * *
Между нами ничего не изменилось, мы так же говорили каждый вечер по телефону. А ещё мы стали писать друг другу письма. Простые бумажные письма в конвертах, где рассказывали друг другу о своих чувствах каждый день. Я получала белые конвертики регулярно каждую неделю и на следующий же день отправляла свой ответ. Это было очень трогательно, излагать ему мои мысли на бумаге и трепетно ждать ответ.
Примерно раз в неделю Дима приезжал ко мне, и у меня была реальная возможность прикоснуться к моему герою и поцеловать его. Обычно мы гуляли по пляжу, а замерзнув, грелись в машине. Он держал меня за руку, и мы говорили обо всём на свете.
В те моменты я чувствовала себя самой счастливой на планете, потому что моя Вселенная была от меня в двух шагах. После разговора с родителями пропало ощущение нарушения чего-то запретного, пропало ощущение обмана, и наши поцелуи становились всё более откровенными. Иногда он отрывался от меня и пристально смотрел мне в глаза, как будто убеждаясь, что я всё ещё шестнадцатилетняя девушка, и мне точно нет восемнадцати.
Это было самые счастливые месяцы в моей жизни. В тот период всё давалось мне легко, и за каждым моим действием я чувствовала мощную поддержку за моей спиной – он со мной и он рядом.
В марте Добрый уехал в Москву. Он продолжал развивать свой бизнес, и эта деловая поездка была очень важна для него, он готовился к этому моменту последние полгода. Семичасовая разница во времени свела наше общение к нулю. За три недели мы разговаривали всего два раза. Белые конвертики с жаркими признаниями больше не приходили каждую неделю.
Я привыкла к разлукам на пять-семь дней, но в середине второй недели я уже выла от тоски, меня физически ломало от невозможности дотронуться пальцами до небритой щеки, прижаться к могучей груди, посопеть на ухо ёжиком. Каждую ночь перед сном я мысленно разговаривала с ним и плакала в подушку. Подходила к концу третья четверть учебного года, решая логарифмические задачи и заучивая теоремы, я отвлекалась от физического страдания, вызванного отсутствием Димы.
В конце второй недели нашей разлуки я нашла в почтовом ящике белый конверт, заполненный знакомым почерком. Московский почтовый штемпель. Меня охватил восторг и ликование, сердце стучало о грудную клетку так, будто собиралось выпрыгнуть.
Закрывшись в своей комнате, я распечатала конверт, и глаза забегали по строчкам, написанным знакомой рукой.
«Моя единственная Жозефина – вдали от тебя весь мир кажется мне пустыней, в которой я один… Ты овладела больше чем всей моей душой. Ты – единственный мой помысел; когда мне опостылевают докучные существа, называемые людьми, когда я готов проклясть жизнь, – тогда опускаю я руку на сердце: там покоится твое изображение; я смотрю на него, любовь для меня абсолютное счастье… Какими чарами сумела ты подчинить все мои способности и свести всю мою душевную жизнь к тебе одной? Жить для Жозефины! Вот история моей жизни…»
Мой Маленький Зайчик!
Не могу выразить мысль лучше, чем это сделал Наполеон. Слова закончились, и я не могу объяснить, как сильно я скучаю, и как сильно мне тебя не хватает.
Всегда с тобой в твоих мыслях. И приходи в мой сон поскорее.
Люблю тебя».
Через три дня я нашла в почтовом ящике ещё один конверт. Дрожащими руками я достала из конверта белый листок и начала читать.
«Мое сердце никогда не испытывало ничего незначительного. Оно было защищено от любви. Ты внушила ему страсть без границ, опьянение, которое его разрушает. Мечта (мысль) о тебе была в моей душе еще до твоего появления в природе. Твой каприз был для меня священным законом. Иметь возможность видеть тебя было для меня верховным счастьем. Ты красива, грациозна. Твоя душа, нежная и возвышенная, отражается в твоем облике. Я обожал в тебе все…».
Это опять не я, это опять Наполеон.
Девочка моя, не получается позвонить тебе. Очень хочу услышать твой голос. Люблю тебя тысячу лет.
Я не стала долго думать, взяла листок и села за ответ.
«К сожалению, не знаю ни одного полководца-женщину, которая писала бы любимому письма из походов. Возможно, они возили своих мужчин связанными в чемоданах. Поэтому буду банальна, Шекспир мне в помощь.
У сердца с глазом – тайный договор:
Они друг другу облегчают муки,
Когда тебя напрасно ищет взор
И сердце задыхается в разлуке.
Твоим изображеньем зоркий глаз
Дает и сердцу любоваться вволю.
А сердце глазу в свой урочный час
Мечты любовной уступает долю.
Так в помыслах моих иль во плоти
Ты предо мной в мгновение любое.
Не дальше мысли можешь ты уйти.
Я неразлучен с ней, она – с тобою.
Мой взор тебя рисует и во сне
И будит сердце, спящее во мне.
Твоя Рини. Люблю тебя до луны и обратно»
Я аккуратно сложила листок в конверт, заполнив раздел «От кого», в разделе «Кому» я написала дату и убрала конверт в ящик стола.
Я продолжила традицию проверять почтовый ящик после школы. Вскоре я нашла следующий конверт.
«Моя душа летит к Вам вместе с этими листками, я, как умалишенный, разговариваю с ними обо всем на свете. Я думаю, что они, добравшись до Вас, повторят мои слова. Невозможно понять, как эти листки, наполненные мной, через одиннадцать дней окажутся в Ваших руках, в то время как я останусь здесь… О да, дорогая моя звезда, во веки веков не отделяйте себя от меня. Ни я, ни моя любовь не ослабеет, как не ослабеет
