В общем, это все ужасно... — чуть ли на плачет мама. — Янис улетел вместе с Андреем, подтвердив мои опасения, что ничего хорошего ждать не стоит. А тут еще вы с Бусинкой на волоске оказались… Я без понятия, как выходить из ситуации, что вы оба чувствуете и как со всем справитесь.
Наверное, так спокойно я воспринимаю эту информацию, потому что сил больше нет плакать, нервничать и биться в истерике. Возможно, еще действуют седативные и меня накроет штормом позже. Не знаю.
— Неужели Натали была наркоманкой?
Поэтому Андрей разочаровался в отношениях и заключил с ней контракт?
— Похоже, да. Яна, Андрей рассказал мне о вашей связи вовсе не для того, чтобы выяснить, кто отец, а потому что собирался взять на себя ответственность за твою беременность… — добивает меня мама.
Внутри опять что-то ломается. С треском. А еще появляется злость на Андрея. Он мог бы сразу обо всем рассказать! Честно. Но почему-то этого не сделал. В ответ я бы тоже ему открылась, а не несла всякую чушь!
— Андрей знает, что я родила?
— Сомневаюсь. Ни с кем из нас он не поддерживает связь. Если кому и звонит, то, возможно, бабушке. Но ей мы не говорили о твоей беременности. После новости о смерти ребенка она чуть к деду в соседнюю палату не отправилась. Что будет, когда узнает о вас с Бусинкой, даже страшно представить.
— А Янис?
— Он, конечно, знает. Я попросила его сказать Андрею, что ты родила, но не уверена, что Ян это сделает. Посчитает, наверное, что новые расстройства и стресс пагубно на Андрее скажутся. Однако есть надежда, что он придет в себя и сам все узнает.
— И ты думаешь, что он сразу приедет?
— Смотря как у него обстоят дела с законом. Там не все гладко, но подробности мне неизвестны. Ты бы хотела, чтобы Андрей был сейчас здесь? — аккуратно спрашивает мама.
Я знаю, что за этим кроется. Одно мое слово — и она всех на уши поставит, но разыщет Ковалёва.
— Он ведь сейчас переживает из-за смерти ребенка. А когда узнает, что и здесь все шатко…
— Ты бы хотела, чтобы он был здесь? — повторяет свой вопрос мама.
Воображаю на мгновение, что Андрей появился в палате, и по телу несется озноб. С одной стороны, я очень этого хочу, с другой — не представляю, как вынесу эту встречу.
Впрочем, речь сейчас не только обо мне, но и о нашей дочери.
— Если ты до него дозвонишься, то сообщи, что я родила дочь. Его дочь. Андрей имеет право знать о ней и быть рядом. Даже если случится так, что он потеряет и этого ребенка.
На глазах мамы выступают слезы. Поджав губы, она похлопывает меня по руке и кивает. Мы долго молчим. Потом мама прощается и уходит.
До появления медсестры я нахожусь в растрепанных чувствах и все время плачу. Теперь немного иначе представляется случившееся. Но злость на Ковалёва не проходит. Только сильнее становится! Жду спасительного укола, с которым медсестра опаздывает сегодня на час, а перед тем как заснуть, вспоминаю, что папа мне так и не позвонил.
Стоит об этом подумать, как телефон на тумбочке начинает вибрировать.
— Да, пап, ну что? Придумал?
— Придумал, Яна. Не знаю, как тебе, а мне очень нравится.
— Ну.
— Багдасарова Алина Эриковна.
Вообще-то Андреевна. Но у нас уже перебор с людьми в реанимации, поэтому решаю повременить с подобным признанием. Мама в курсе, и этого пока достаточно.
— Ну что ты молчишь, мартышка? Нравится? Или нет?
— Нравится, — честно отвечаю я, повторяя про себя имя дочери, только с отчеством Андреевна. Бусинке подходит. Хоть я ее и не видела. — А что означает это имя?
— Нежная, маленькая, благородная. Ну чисто твоя Бусинка. Правда? А вы не хотели доверять мне такое важное дело.
В носу начинает щипать, в глазах опять собираются слезы. Да когда они уже закончатся?!
— Ты замечательный, пап, — шепчу я, проглатывая ком в горле.
— Тогда даю отмашку, чтобы делали документы? Или еще подумаем? Но имей в виду, мама не просто так называет меня везунчиком. Я не могу выбрать плохое имя своим детям. Вы у меня самые умные, здоровые, красивые… — перечисляет отец.
Эрик-младший, Богдан и Руслан получились как на подбор, а про меня спорно, пап. В семье не без урода. Так, кажется, говорят? Тем не менее я здоровая. Была до этой беременности. Сейчас чувствую себя дряхлой развалиной.
— Твой вариант мне нравится. Думать больше не нужно. Бусинка будет Алиной.
— Ну вот и отлично. — В голосе отца слышится радость, и он еще раз произносит с гордостью: — Багдасарова Алина Эриковна.
А я про себя поправляю его: «Ковалёва Алина Андреевна».
Просыпаюсь в холодном поту и долго смотрю в потолок, пытаясь избавиться от навязчивых образов из сна. Я всего несколько дней в больнице, а чувство такое, что нахожусь здесь больше месяца. Зажмуриваюсь и глубоко дышу. Проходит пять минут, десять, но лицо красивого подросшего мальчика стоит перед глазами и даже не собирается исчезать.
Никогда раньше его не видела, но догадываюсь, кто это может быть. От этого еще больше становится не по себе. Хотя и без того тяжело. А думать, что мальчик, возможно, ребенок Андрея и Натали — невыносимо. Не понимаю, зачем он снится мне вторую ночь подряд? Куда меня тянет, взяв за руку? Как будто хочет что-то показать.
После обеда переводят в обычную палату, и первое, что я делаю — стараюсь встать с кровати. Штормит, голова плывет, шов внизу дергает, грудь ноет от прилива молока — я испытываю калейдоскоп неприятных ощущений. Но это ничто в сравнении с болью, которая терзает мое материнское сердце, когда представляю, как сложно сейчас дочери в реанимации. И я ничем не могу ей помочь. Абсолютно ничем.
Отделение патологии, где моя Бусинка лежит в инкубаторе, находится на другом этаже. Ей предстоит серьезное хирургическое вмешательство и долгое восстановление. У Алины есть все шансы выжить, окрепнуть и перенести операцию. По крайней мере, так говорит врач. Почему беременность осложнилась патологиями, у него нет ответа. Лишь предположение, как и у врача из Калининграда, что изначально было два эмбриона. Один перестал развиваться на раннем сроке, а второй очень хотел жить. И вопреки неблагоприятным прогнозам
