хочется шалить — тяну его на кровать, сама становлюсь на коленки и целую его… в попу. Целую и улыбаюсь сама себе — и ему. Ему теперь все видно.
Встречаюсь взглядом с зеркальным отпадом на его лице. Вижу, что такое, должно быть, у него впервые, и содрогаюсь от торжествующего наслаждения. Он все еще дрочит меня кулаком, дрочит пальцами, а я лижу его между ягодиц, мокро щекочу анальное отверстие, скольжу языком по яичкам, тереблю рукой хер — по-моему, от всего этого даже его рука во мне подрагивает. Он улетает, улетит сейчас.
Возможно, такое и вправду делают с ним впервые. Может, делали шлюхи из Лотоса, если им не лень было заморачиваться или если он сам их об этом просил. Зачем-то фантазирую о нем с ними, с несколькими сразу, и решаю, что уделаю их — мой язык теперь летает и выписывает с его задницей такое, постичь которое он, кажется, не в силах. Я и сама не знаю, откуда у меня это взялось, откуда берется сейчас.
Специально поворачиваюсь так, чтобы ему было видно в зеркале мою излизанную киску, мою попу, которую он тоже лизал только что — выставляю их, и они бесстыже блестят, завлекают тусклыми пятнышками света в недоосвещении.
Внезапно Рик тянется куда-то и я вижу у него в руке бутылку с гелем. Не теряя ни секунды, он вкачивает ко мне в попу немного содержимого.
У меня моментально мелькает мысль, что он специально отлизал мне, специально подготовил. Что после траха в Шарли он специально меня сюда привез, чтобы трахнуть в попу. Что Нина не дает ему туда, а ему приспичило.
Я думаю об этом, но не возмущаюсь и не злорадствую, а завожусь, будто от большого глотка крепкой, но вкусной выпивки. Даю уложить себя на спину, поднять и раздвинуть мои ноги — и расслабляю. Готова к выполнению его желаний.
Он проникает и расслабления моего хватает ровно на одно только его первое проникновение. Больно. Все же больно, с непривычки ли, а может просто потому, что больно. Хватаюсь за него и расслабляюсь еще как можно больше, как можно лучше под него подстраиваясь. Подчиняясь ему.
Он чувствует. Он ценит и поначалу тоже подстраивается под меня. Боль приглушает необъятная, жалобная беспомощность. Его член полностью заполнил меня там, проник в мой анус. От этой сладкой неизбежности, от собственной слабости и от непохожести ощущений, которые даже при самом сильном вагинальном возбуждении такими не бывают, я впадаю в жалобно-покорную прострацию и отдаюсь ему. Отдаю себя ему на произвол. Пусть берет. Пусть делает.
Он делает. Трахает в анал. Уже не тормозит, не сдерживается. Я распластана, растянута. Каждое новое сладко-болевое ощущение — это новый кайф. Стрела за стрелой прокалывают, пробивают они все новую грань между тем, от чего хорошо, и тем, от чего плохо.
И вроде «плохо» было здесь совсем недавно, было только что, было не раз, их, «плох» было несколько за этот вечер, их испарина витает между наших тел, пропитывает частички воздуха, но их самих нигде не видно. Они не пахнут и звуков не издают. Вернее, им нет места здесь. Здесь, между нами звучит, мерцает и пахнет только «хорошо».
Мне хорошо с ним. Мне хорошо от него. Каждый удар его гладкого, твердого члена мне между ягодиц — это разряд тока в меня. Это шоковая терапия. Лавинная мощь в беспомощности. И моя мощь тоже. Моего тела и разума. Новый уровень кайфа. Новый крик, с которым сообщаю, что кончаю самым невозможным образом — от анального проникновения. Кричу ему. И мне с ним хорошо.
— Мне хорошо с тобой… — шепчет и он, ни капли не считаясь со мной, не сомневаясь даже, что и мне хорошо с ним. — Только с тобой. Только с тобой.
— А-а-ах-ха-а-а… — кончаю я.
Раньше редкие анальные «наслаждения», даже если и случались, то не могли считаться таковыми. Они всегда сопровождались у меня болью и легким недоумением — не может быть, чтоб я это позволила… А это только что был почти своего рода обязательный минимум. Такой, за которым последует еще.
И — да, следуют еще. Рик выводит меня на новый уровень. Заставляет кончать от всего, даже от дискомфорта, во всем находить сильный, бескомпромиссный кайф. Бесконечный кайф.
Рик учит меня этому кайфу и не отступается, пока не добивается результата — он не вышел из моей попы и, продолжая двигать в ней членом, сует мне руку в киску и дрочит ее быстрыми, дрожаще-резкими движениями. От этой горячей дрочки у меня в попе становится теснее, горячее и слаже. Анальное наслаждение только ускоряет извержение фонтана, и без того собирающееся недолго. Я сквиртую с плачущим стоном, потому что это неожиданно, непрошено и абсолютно бесконтрольно. Дрожу, как травинка, все приговаривая: «о Боже… о Боже…». Теперь особенно остро чувствую, что Рик делает со мной абсолютно все, что хочет.
Мне непонятно, что при этом нужно ему. Зачем ему сейчас хотелось сделать это — ведь он имеет меня в попу, имеет жестко, и я даю ему. Куда ж еще?.. Туда. От «попы» я не стонала ему, не называла «боже» — назвала от «струйного».
Слышу его такой не божественный голос:
— Че?.. Не, не могу щас… я занят… потом…
С ума сойти, он даже по телефону во время этого пиздит. Меня мутит до головокружения, почти до обморока… Он… он… я с ума схожу от него… У меня улетает крыша… Мне именно его надо было… именно такого… именно его…
Он ставит меня на коленки, ухитряясь и тут не выйти из моей попы, наваливается телом на мою спину и глухо бормочет, пока во мне колотятся его быстрые, жесткие удары:
— А кого жестко ебут в попу…
— И зачем ты так со мной? — ухитряюсь выдавить из себя, наталкивая попу на его член, чтобы еще глубже… еще жестче… еще сильнее чувствовать его… еще-еще…
— Ты про че, а? — жарко шепчет Рик — и вгоняет в меня член. — Типа, я уважение к тебе потерял? Да не было у меня его к тебе никогда. И было всегда, — его полубезумный звериный взгляд жарит меня из зеркала. — Ага, прикинь. Или не знала? И так — с тобой только.
Прерывается, чтобы поцеловать… поцеловать… целовать… ловать… — это он так напрыгивает на мой рот, кругами языком в нем ходит. Под горло держит и кружит у меня во рту. Ага, понравилось…
— Думаешь, тебе одной хуево? — порыкивает он — и трахает, и трахает
