толстовка. Накидывает ее прям на голое тело. Дождь усиливается. Хорошо, что мы стоим. Ехать в такую погоду, наверное не безопасно. Вообще ничего не видно. Вода водопадом стекает по лобовому стеклу и по боковым стеклам. А мы снова целуемся. Он просто пьет мои губы, а я пью его. Я люблю его и верю в то, что у нас обязательно все будет хорошо…
Добравшись до дома, мы решили, что расскажем Наталье Степановне о нас. Зачем держать женщину в неведении, если уже даже кольца надеты. Наверное, расстроится, что не сказали раньше. Но ей необязательно знать, как ее сын провернул это дело.
Я злилась на него, а теперь наоборот. Меня просто распирают приятны ощущения от этого факта. Скажем, что просто тихо расписались, никак не отмечая это событие.
К моей новоиспечённой свекрови поехали через кондитерскую. Взяли тортик и разных вкусняшек для Гели. На память пришло то, как она уплетала пирожные макарон моего собственного приготовления. Конечно, они у меня были страшненькие, не то что здесь. Половинки был разного размера, на многих отсутствовала юбочка, да и миндальную муку я, наверное, купила не очень удачную. Но все равно она уплетала их с неподдельным удовольствием. А мне было в удовольствие смотреть на то, как она сметает мои кондитерские недошедевры.
Но дома у Лешиной мамы нас ждал сюрприз. Его сестра Маргарита решила почтить своим визитом маму и дочку.
Наталья Степановна выглядела потерянной, да и Гелю тоже счастливой назвать было трудно. Рита с Ангелиной сидели в детской и о чем-то разговаривали. Точнее горе мамаша пыталась что-то объяснить девочке. Геля, увидев меня в дверном проеме, сорвалась с места и бросилась ко мне. Подбежала и обняла за ноги. Маргарита встала с кресла и пошла к нам на встречу.
Высокая стройная блондинка. О таких говорят: вся сделанная. Она совсем не походила на ту девушку, которую я видела во множестве рамок с фотографиями в гостиной у Натальи Степановны. На них была изображена девочка — подросток. Худенькая, угловатая, как и многие лет в шестнадцать-семнадцать. С длинными русыми волосами в высоком хвосте, хорошенькая. Геля очень на нее похожа, но не сейчас.
Сейчас на нас свысока смотрела стройная девица с длинными пепельными волосами до самых бедер. Слегка раскосые глаза в обрамлении пушистых наращённых ресниц смотрели на меня насмешливо. Полные губы кривились в не очень приветливой улыбке. Да и одета она тоже была специфически. Белые короткие шорты с высокой посадкой. Черный кроп топ. На теле множество небольших татуировок, бабочки, надписи. В общем, ни как она не вязалась у меня с понятием «мама». Да и ее слегка высокомерный взгляд, буравящий меня насквозь, несколько напрягал. Наконец она удосужилась представиться.
— Маргарита, — сказала она мне ленивым тоном.
— Ирина.
— Привет, Леша. Я смотрю, ты не слишком рад меня видеть. А так звал, так звал, — хмыкнула она. — Вот прилетела, как ты и хотел.
— Могла бы уже не прилетать. Без тебя прекрасно разобрались.
— Ну как же! Я все же соскучилась, — протянула она «соскучилась» насмешливым тоном и криво улыбнулась. — Я смотрю, меня тут уже заменили! Это что за новости?
— Ты бы еще дольше шлялась по своим курортам. Мы уже позабыть успели о твоем существовании.
— Я не шляюсь, а работаю. И зарабатываю, между прочим, во много раз больше, чем ты.
— И?
— Что и? Я перевожу деньги маме. Я сама содержу своего ребенка. Так что нечего ей тут своих баб подсовывать.
Наталья Степановна только ахнуть успела. А Геля вцепиться в меня еще сильнее. Леша выволок ее за руку в коридор, а за тем утащил на кухню. Они ругались минут пятнадцать. Я посадила Гелю к себе на колени и прижала к себе. Мне так хотелось закрыть ей ушки. Девочка была напряжена как пружинка. Наталья Степановна стояла у стены ни живая, ни мертвая. С кухни послышался какой-то грохот, что-то разбилось. И она сорвалась с места. Охая и вздыхая, поспешила выйти из комнаты.
— Я не хочу ехать с мамой. Она говорила, что там есть много попугайчиков, и рыбки всякие цветные, и пальмы кругом. Но я все равно не хочу. Я хочу быть с тобой и с дядей Лешей. Да и как же я бабушку оставлю. Лучик говорит, ее оставлять нельзя. Бабушка огорчится…
— Мама хочет забрать тебя с собой — спрашиваю ее осторожно. Геля кивает. Мое сердце наливается свинцом.
— Она сказала, что не нужна мне вторая мама. Лучше она меня с папой познакомит. А сама же говорила мне раньше, что нет его у меня! Откуда он взялся?
Ее бьёт мелкий озноб, аж губки посинели, ладошки холодные, холодные. Целую ее в макушку. Что мне ей сказать? Имею ли я вообще право что-либо ей говорить? Скорей бы уже Леша вернулся. Они хоть не поубивали там друг друга? Так и сидим молча еще некоторое время. Она прижалась ко мне, положила голову мне на плече. Я обнимаю ее, чувствую, как колотится сердечко.
Наконец Леша возвращается к нам в комнату.
— Поехали, — говорит он мне осипшим, севшим голосом. Я смотрю на него в недоумении. Взглядом указываю на Гелю.
— А как же?
Леша присаживается перед нами на присядки. Берет Ангелину за руку.
— Гель. Ты хочешь ехать с мамой?
Она отрицательно мотает головой. Слышим: на кухне мать с дочерью не перестают скандалить. Точнее, кричит в основном Рита. Наталья Степановна лишь изредка что-то парирует ей в ответ.
— Гелька, — снова Леша обращается к племяннице. — Ты сейчас поедешь с мамой в гостиницу. Я тебя прошу, покажи себя во всей красе. Веди себя так же, как со мной. Вот прям делай все, что хочешь. Покажи ей, где раки зимуют, не стесняйся.
На лице Гели расцветает едва заметная улыбка.
— Если я буду баловаться, она не захочет меня с собой брать?
— Геля, ты сообразительная не по годам, — подмигивает он племяшке. И шепчет ей на ухо заговорчески:
— Тебе первой скажем. Гель, мы поженились. Ира теперь моя жена. Давай, доведи мамку до белого каления, и мы тебя заберем.
Ангелина улыбается. Наконец с нее спадает то оцепенение, которым она была охвачена.
— Ангелина, одевайся. Я уже вызвала такси, — говорит Рита. Смотрит как будто бы сквозь меня.
— Мам, а давай останемся на ночь у бабушки?
— Нет. Твоей маме здесь не рады. Мы поедем в гостиницу. Тебе там понравится.
Геля спускается с моих коленей и послушно идет к матери. Они одеваются молча. Девочка спохватывается и возвращается в комнату, берет Лучика.
— Ангелина, оставь его,
