class="p1">Марич все это время молчит. Он грозовой скалой стоит посреди гостиной. Обманчивое спокойный, но я вижу, что плечи его напряжены, а руки в карманах джинсов сжаты в кулаки.
Под хрипы Андрея, шмыганье носом Ленки, хлопки дверцами шкафчиков Марич рассматривает голую парочку своими черными бездушными глазами, и атмосфера раскаляется.
Из кухни возвращается один из охранников. Он несет какой-то пакет.
– Серьезного ничего нет. Только шмаль. Много шмали, – докладывает парень.
Марич кивает, будто для него это само собой разумеющееся, а я медленно перевожу для себя: шмаль – это какие-то наркотики. Не серьезные. Андрей употребляет легкую дурь.
А я глупая болонка.
Кастрыкин не выдерживает напряжения:
– Отец этого так не оставит!
Марич снова переводит свой взгляд на него, и тот затыкается.
– Твоему отцу будет чем заняться. Это я обещаю. Раз он воспитал такое дерьмо, – слова Марича падают камнями. – Ты не просто дерьмо, ты решил тронуть мое.
Лицо Андрея становится белым как мел.
Борзов не стесняется и закуривает в чужом доме, не спрашивая разрешения. Он с равнодушным выражением лица стряхивает пепел прямо на Кастрыкина, а я сожалею только о том, что он успевает остыть до того, как падает на Андрея.
В гнетущей тишине взгляд Смагиной мечется от каменной фигуры Марича до тлеющей сигареты Борзова и обратно.
Меня снова тошнит, и я зажмуриваюсь, борясь с приступом, но вовсе не потому, что боюсь испачкать полы. Не хочу попасть на одежду, в которой мне еще добираться до дома. Хотя… желание сжечь эти джинсы и эту футболку у меня пока только крепнет. Но я продолжаю глубоко дышать ртом, сидя с закрытыми глазами, потому что вид Андрея провоцирует у меня позывы к рвоте.
– Александр Николаевич, пригнали вторую машину, – слышу я незнакомый голос, а потом тихие шаги, застывшие рядом со мной. На плечо осторожно ложится тяжелая ладонь, заставляя меня вздрогнуть и задышать еще чаще.
– Это я.
Марич. Я расслабляюсь и поднимаю веки. Глаза слезятся, но мне видно, что он передо мной на корточках.
– Пойдем, девочка.
Я позволяю ему помочь мне подняться. Он на секунду прижимает меня к себе, это почти похоже на объятие, но меня начинает колотить от ощущения твердого мужского тела.
Марич, будто понимая все без слов, отстраняется и, стащив с себя льняной пиджак, набрасывает мне его на плечи. Я мгновенно заворачиваюсь в него вся. Мне хочется спрятаться, укрыться, завернуться в тысячи слоев.
Найдя в получившемся коконе мои пальцы, Марич берет меня за руку и, крепко сжав ладонь, выводит на улицу.
Уже на крыльце меня одолевает непереносимый приступ дурноты. Я еле успеваю метнуться к перилам, прежде чем меня выворачивает на любимые флоксы Андреевской мамы.
Меня полощет долго, но Марич терпеливо ждет, не демонстрируя ни раздражения, ни брезгливости. Только убирает за спину волосы из хвоста и подает мне голубой платок.
– В машине есть вода, салфетки, – ровным тоном перечисляет он.
И я за это ему благодарна. Если бы он бросился утешать меня прямо сейчас, я бы впала в истерику. Хуже. В панику. Сейчас я просто хочу хотя бы ненадолго отодвинуть омерзительные воспоминания. Меня и так начинает знобить.
Пряча глаза от неловкости за неприглядную реакцию организма, я спрашиваю у Марича:
– Которая машина? – и мне собственный голос кажется жалким писком, внезапно прерывающимся хрипотцой.
– Можешь взять любую, но в мерсе знакомый тебе водитель.
Разумно.
Из дома до нас доносится ругань и вой Андрея.
Я могу взять любую машину. Это значит…
– А ты не домой?
С запозданием понимаю, что я впервые назвала Марича на «ты». Действительно, какой уж тут этикет…
Неожиданно Марич поправляет на мне свой пиджак, в котором я прячу нос, потому что он пропитан парфюмом хозяина, удивительно, но именно это помогает мне справиться с продолжающейся тошнотой.
Безобидный жест Марича вызывает у меня неоднозначную реакцию: я отшатываюсь в сторону, вжав голову в плечи.
– Я задержусь тут. Ненадолго, девочка.
И желваки на скулах играют так, что я понимаю, что вопящему в доме Андрею будет воздано в полной мере.
– Как… как Борзов узнал, что мне нужна помощь? – задаю вопрос, потому что мысли мои крутятся вокруг ужасного момента.
– Ты носишь смарт-часы. Пульсометр. Данные о твоем пульсе теперь приходят мне. Когда я увидел, что он шарашит почти десять минут, я позвонил Борзову и уточнил не в спортзале ли ты.
Марич так спокойно сообщает о том, что мои данные взломаны, но у меня нет ни одного возражения. Еще вчера я бы развыступалась, что глупую болонку посадили на короткий поводок, но сегодня… я рада, что этот поводок есть.
И я просто молча киваю, давая понять, что приняла информацию к сведению.
Открыв мне заднюю дверь мерса, Марич обещает:
– Я недолго, но врач приедет быстрее.
– Не нужно врача, он не успел, – голос мой срывается.
Я не хочу, чтобы меня кто-то трогал. Я мечтаю никого не видеть. Мне нужно только остаться одной с пиджаком Марича.
– Посмотрим, – непонятно откликается он. – Попробуй пока ближайший час не запираться и заняться чем-то механическим, привычным.
Услышав совет Марича, я удивленно поднимаю на него глаза. Это что? Типа психологическая помощь? Он вообще понимает, что сейчас на рутинные действия я неспособна?
Однако, когда я оказываюсь дома, то понимаю, что Марич прав.
Стоит мне остаться одной наедине с мыслями, меня начинает трясти. Мерещится, что за спиной Ленка, которая вот-вот вцепится мне в волосы.
Даже лежать невыносимо, потому что я сразу ощущаю на себе фантомный вес тела Кастрыкина.
Содрав с себя одежду, я с ненавистью утрамбовываю ее в мусорку в ванной. Тряпье еле помещается, но меня это не останавливает.
Мне хватает получаса под холодным душем, чтобы принять правоту Марича, и я тащусь на кухню.
Я научилась готовить во время стажировки. Не то чтобы я до этого была безнадежна, но именно в Сингапуре, когда я соскучилась по русской кухне, я стала пробовать готовить сама, и мне понравилось. Позже я даже посетила курсы по местным блюдам. Втайне от родителей. Мама бы точно не одобрила мое нахождение там, где, по ее мнению, я могла чем-то заразиться или подхватить каких-то паразитов. Кулинарить я люблю не настолько, чтобы целыми днями стоять у плиты, я все же достаточно ленива, но именно приготовление еды богато механическими действиями.
