память о ней.
Сразу после болезненного разрыва я даже аренду в том здании бросил, хотя договор был по сходной цене. Но я снял другое здание, намного дороже, только чтобы стены мне не напоминали о Полине.
Сменил круг знакомых, ввязался в новые проекты, выжигал себя дотла, забывал усиленно и пытался забыться. Но все как-то шло с трудом, склеивалось с натяжкой. Изнутри я чувствовал себя дряхлой развалиной.
Полюбил ездить подолгу по городу поздним вечером и смотреть на недостроенные дома, зияющие провалами пустых окон. Я чувствовал себя таким же — недостроенным, пустым и холодным, а потом…
Потом я встретил Аню.
Увлекся ей сначала просто как очередной симпатичной мордашкой, но сам не заметил, как ее простой, но светлый образ вытеснил из сердца образ роковой красотки.
С Полиной мне постоянно приходилось прыгать выше своей головы. Иногда я даже сам не понимал, кто я такой, где я и для чего эта вечная гонка.
С Аней я вздохнул, набрал полные легкие свежего воздуха и просто получал кайф от того, что все получалось. Сложности, конечно, были, но без надрыва, и ощущение, что пашу на пределе, пропало. Мне было легко с ней, тепло. Я приходил к ней и буквально выдыхал от всего, проблемы становились мелкими, незначительными.
Если сравнить то, сколько всего я сделал за годы в браке с Аней и то, чего я достиг, когда был с Полиной, разница сразу заметна. Я даже не уверен, что чего-то достигал с Полиной, больше суетился, жил, как на адреналиновой игле, вечно в движении, и казалось, что нельзя ни на миг остановиться, как она сразу же подпинывала: действуй!
С Аней — все стало иначе.
И если бы не отсутствие детей, нашу жизнь можно было бы назвать идеальной.
Но все же бездетность капала на мозги. Не только мне, и не сколько мне, как родителям, а те, в свою очередь, Ане…
И эта спираль напряжения становилась все туже и туже, пока не выстрелила совершенно неожиданным образом.
Родители встретили мою бывшую в торговом центре.
Случайно, разумеется.
Полину с ребенком…
Полина им нравилась когда-то, они сразу же рассказали об этой встрече мне, мама разохалась: какой у Полины ребятенок симпатичный, по глазам — вылитый ты!
И меня начало крыть.
Медленно, но верно разъедать изнутри ядом, пока снова не бомбануло плохой новостью.
Теперь уже сама Полина ко мне обратилась.
С криком о помощи…
Но сделала это не через меня, а через моих родителей. Приехала к ним домой, попросила мой номер…
Потом и брат узнал.
Вся семья была в курсе, родители так вообще…
Все, кроме Ани.
Я слов подобрать не мог, чтобы рассказать ей об этом, и считал, что не имею права раскачивать нашу лодку быта.
Но она уже раскачивалась из стороны в сторону: я в тайне нервничал, злился, не мог решить, как выпутаться с наименьшими потерями…
Может быть, моя нервозность передалась Ане. Потому что она стала крайне вредной в последнее время, капризничала по пустякам.
Ее настроение могло измениться несколько раз за час…
То, что я в ней ценил больше всего, мягкость, уют, стабильность вдруг изменилось, и я не находил себе места.
***
Дом стал другим без моей жены.
Совсем другим!
Еще не все потеряно, приободрил я себя, но сам полез в ее шкафчик и взял с полки парфюм, сняв крышку.
Ее любимые духи.
Аромат популярный, многие ими душились, но ни на ком этот парфюм не пах так, как на ней — он пах солнцем.
***
Просыпаюсь и долго смотрю в вечереющее небо после заката. Я, что, уснул?
Сказались последние бессонные ночи и напряжение последних дней, когда изо всех сил делаешь вид, что все в порядке, но внутри — покрывается трещинами и рассыпается.
За телефоном приходится плестись обратно в авто.
Там десятки пропущенных от всевозможных контактов, но я ищу в этом длинном списке вызов только жены.
Ищу и не нахожу.
Ищу и…
С трудом держу телефон в руках, хочется крушить все.
Она не перезвонила.
Не вернулась.
Отпущенные три часа пролетели.
Куда она могла пойти? К кому обратиться? Кажется, я знаю!
Он
Брат долго не открывал. Я уже думал, что придется ломать, выносить дверь.
— Открывай… Живо!
Очередной удар кулаком приходится на открывающуюся дверь, на пороге стоит немного удивленный Денис, зевает, взлохмаченный. На шее болтаются наушники, из них слышится музыка.
— Ты чего? — зевает он в кулак и щурится, потом охает, отлетев спиной. — Какого хрена?!
— АНЯ!
Врываюсь с криком в квартиру брата, рыскаю по всем комнатам.
— Аня, я знаю, что ты здесь! Тебе больше некуда идти! Выходи по-хорошему.
— Больной, что ли?!
Обернувшись, я со злостью смотрю на Дениса.
— Где она. Говори.
Денис проходит мимо, подходит к большому платяному шкафу и тихонько стучит по двери, шепчет:
— Ань, выходи. Тебя спалили.
Он договорить не успевает, я мчу туда, толкаю дверь в сторону, она съезжает: видны только полки и поперечная перекладина, на которой висят футляры с верхней одеждой.
И никого.
— Думаешь, смешно? Думаешь, мне смешно?! — кричу, схватив брата за футболку, трясу его как дерево. — Где она?! Твою мать, говори!
— Головой ***бнулся?! — рычит брат и бьет мне подло в пах коленом.
Я мгновенно задыхаюсь от боли, согнувшись пополам. Брат отскакивает от меня.
— Ах ты, п***здюк мелкий, — шиплю. — Ты, как обычно, только исподтишка одолеть можешь!
— А ты, кажется, снова перед Аней обосрался, если по городу бегаешь… с такой рожей, перекошенной от злости. Еще на балконе ты не смотрел, можешь глянуть. Вдруг за старым великом Анюта прячется.
Я выпрямляюсь и с бешенством смотр в его бесстыжие и наглые глаза. Нет, он не смеется, он смотрит на меня с жалостью, и это… отрезвляет.
Я, что, жалости достоин?!
Пах еще ноет. Он мне яйца коленом отколотил, сученыш. Опустившись на кресло, бросаю взгляд в зеркало: брат в чем-то прав, рожа у меня зверская, глаза бешеные, красные. Сосуды полопались,
