о желании Зернышка увидеть его, и однажды что-то непривычно громкое появилось сначала в отдалении, а потом совсем близко.
Сказка, когда-то давно сочинённая не до конца, текла свободным потоком, словно я читала текст, видя его перед собой. Иррациональный выбор, непонятный даже мне самой, совершил чудо. Лиза чуть затихла. Она слушала меня. Это была маленькая победа, и я продолжила, вкладывая в рассказ все свои сокровенные чувства, накопившиеся за время молчания.
* * *
— Зернышко подхватил ураган, вихрь, его сорвало с места, закружило, сорвало домик и понесло в огромном потоке в неизведанное «там». Зернышко очутился рядом с маленькими приятными крошками, такими же, как и он сам. И все они будто себя осознавали, потому что о чем-то шептались и перешептывались. И никто не обращал на Зернышко внимания. Он и сам хотел что-нибудь произнести, но почему-то не смог этого сделать.
Зернышко не загрустил ни на миг, ведь вокруг было так интересно, так необычно, так притягательно. Было светло, стало темно, а потом куда — то опять все полетели вверх тормашками. Зернышку повезло, он очутился в дырявом мешке, рядом с небольшой прорехой, и когда мешок тряхнули, он весело выкатился из дырки и упал вниз. Зернышко очутился на полу, правда, он не знал, что деревянные половицы в сарае именуют полом, но как всегда радостно вздохнул. Новое место радовало его неимоверно. Представляешь, Лиза, зёрнышко очутился в новом месте. Примерно, как мы сейчас. И не испугался.
— Он не знал страха. — Лиза ухватилась слабой ладонью за мою руку, поднесла к своим губам, поцеловала её. Благодарит? Пусть и дальше идёт за моим голосом. Я не допустила мысль, что она прощается со мной. Нет. И сказка совсем не об этом.
— Через время, которое для Зернышка, правда, не имело никакого значения, рядом с ним возникло существо, которое могло передвигаться. Оно пробежало мимо Зернышка раз, другой, третий, подхватывая братьев Зернышка, быстро проглатывая их торопясь дальше. Зернышко с восхищением наблюдал за незнакомцем. Наконец усатое чудо обратило взгляд на нашего героя. У Зернышка от счастья перехватило дух, и его маленькие глазки уставились с благоговейным восторгом в глаза серому усатику. Это произвело на незнакомца такое сильное впечатление, что он на миг остолбенел. Зернышко улыбнулся, а серый гость подхватил его остренькими маленькими зубами и вновь поспешил куда-то.
Мне казалось, я вошла в какой-то гипнотический транс, в состояние вдохновения и полёта, плетя словесный узор, пытаясь вытащить Лизу из паутины страха. Такого же освобождения жаждала и моя душа, сбрасывая с каждым произнесённым словом жесткие чешуйки с нежной сердцевины.
— Зернышко с волнением ждал, что произойдет дальше. Приключение, вот о чем подумал крошка. Новое слово возникло в его сердце и очаровало его. В нем слышалось жгучая тайна, колдовство, трепет и радость. Предчувствие чего-то необыкновенного таилось в этом слове.
Пока Зернышко мечтал, он очутился в темном подполе, в доме незнакомца. Серое существо выплюнуло его вместе с собратьями в укромный уголок своей небольшой норки. Полежав немного и поглазев в темноту, самое легкомысленное, видимо, из всех собратьев Зернышко затянуло тоненьким голоском.
— И-у-и-у-и-у-у…
— Тш, тш, тшшш, — зашикали на товарища другие крошки.
— И-у-и-у-и-у-у, — продолжал напевать Зернышко, не слушая шиканья по углам.
Неожиданно рядом возник длинный чуткий нос серого существа.
— Это ты? — спросил незнакомец.
Зернышко хотел ответить, но он еще мало, что мог сказать.
— Ми-у-у, — прошептал Зернышко.
— Тебя зовут Ми? — вопросил серый приятель, — Ты говоришь, как ветер.
— Динь, динь, динь, — осмелел Зернышко.
— Дождик? — прислушался зубастик.
— Фью-у, фью-у, фьить, — пропел Зернышко.
— Птичка!
— З-з-з-у!
— Комар, — обрадовался серый приятель, — меня зовут Муш, а тебя Ми — маленькое зерно. Ты смешной. Я хотел тебя съесть, но передумал. Мне понравились твои песни. Хочешь, я прочту стих? — глаза Муша сверкнули красными огоньками, он поднялся на задние лапки и торжественно произнес, — Мой!
— Мой, — прошептал Зернышко.
— Не твой, а мой, я сам сочинил!
— Сочинил, — с восторгом повторил Зернышко, он говорил лучше и лучше с каждой минутой.
— Не перебивай, слушай.
Я хотел полетать в небе,
Но я не птица,
Я хотел обойти землю,
Но у меня маленькие лапки,
Я хотел прыгать по лужам,
Но я не лягушка,
Я хотел нырнуть в реку,
Но я не рыба,
И все же мне повезло,
Я встретил Ми-поющее зерно!
— И-у-и-у-у! — подхватил Зернышко.
В тот вечер Ми и Муш долго беседовали. Иногда во взгляде Муша скользило сожаление, но Ми не замечал этого.
Я замолчала, прислушиваясь к звукам ночного леса. Только теперь ощутила, как сильно замёрзла, сидя без движения на земле.
— Это твоя сказка? — послышался слабый голос Лизы.
— Моя. Ты как?
— И-у, и-у, — прошептала Лиза.
— Сможешь идти?
— Да.
Мы на четвереньках выползли из-под лестницы, размяли затёкшие ноги, оглянулись по сторонам. Я примерно знала, в какую сторону двигаться. Тёмное здание — нынешний ориентир мы видели вдалеке, когда убегали в первый раз. Теперь путь пролегал обратно к корпусу по траве между сосен и редких берёз.
Всё так же умиротворяюще переговаривались птицы над головой, звенели сверчки, а мы, пригибаясь, осторожно шли в сторону нашего корпуса. Любой посторонний звук, выбивающийся из гармонии ночи, послужил бы сигналом к падению на землю, с целью затаиться и переждать.
Лиза, справившаяся с панической атакой, дышала ровнее, лишь изредка судорожно всхлипывала, как маленький ребёнок после долгого истеричного плача.
— А продолжение про Ми есть?
Обрывки воспоминаний вспыхнули в глубине сознания, подразнив меня ускользающей красотой вдохновения. Смогу ли я вернуться к Ми или всё потеряно?
— Нет… но можно попробовать…
Разговаривали мы шепотом.
— Пусть у Ми всё будет хорошо.
Мне вдруг захотелось, не смотря ни на что дописать сказку. Да, я давно забросила сочинительство, перестала крутить в голове образы, сюжеты, диалоги. Всё моё внимание оказалось сосредоточено на муже. Когда я встретила своё солнце, стало не до сказок, и вообще ни до чего из прошлой жизни: распалась наша творческая группа, остановились съёмки, закончились идеи. Сойти с глубокой колеи, проложенной мыслями только о нём, оказалось невозможно.
Невозможно что-то изменить, когда все инстинкты кричат «спасайся», внутри дикое напряжение, а снаружи дикая слабость и желание быстрей закончить всё это, потому что нет сил для борьбы, потому что разрушение достигло апогея.
Из красавицы я превратилась в уродину, от якобы богатого внутреннего мира не осталось и следа, желания исчезли, а задорные зелёные глаза наполнились страхом и желанием умереть.
Дикая реальность давила, топила, а я, вынырнув за последним глотком воздуха, вдруг стала искать возможность
