— Ты слишком грубый, — пробормотала она, её голос звучал почти жалобно.
Он не смог удержаться от лёгкой улыбки. Какой-то момент Рита была почти... милой. Не той надменной девицей, что могла унизить одним взглядом, а почти настоящей. Она пыталась сдерживать свой гнев и благодарность, но ему было видно, что она смущена. И это смущение делало её живой, человечной.
— Прости, я просто не привык носить таких... как ты, — он произнёс это с лёгкой усмешкой, стараясь придать разговору лёгкость, но сразу же понял, что сказал что-то не то. Её глаза сузились, губы сжались в тонкую линию, и он заметил, как она напряглась.
— Таких, как я? — повторила она, её голос был натянут, как струна, готовая порваться. — Что ты имеешь в виду?
Он замер, не зная, как объяснить это, чтобы не задеть её ещё сильнее. Но вместо того чтобы оправдываться, он просто посмотрел ей в глаза, и сказал честно:
— Тех, кто так старается казаться сильным, что забывает, как это — быть слабым.
На мгновение Рита замолчала, и в её взгляде промелькнуло нечто. Она не ожидала такого ответа, не ожидала, что он увидит её так. Не ожидала, что кто-то сможет так просто рассмотреть её маску. Губы Риты дрогнули, но она не сказала ничего в ответ.
Когда они доехали до её дома, он аккуратно опустил её на землю. Она стояла перед ним, опираясь на машину, и наконец смогла взять себя в руки.
— Спасибо, — произнесла она, её голос был сухим и натянутым, но в нём была искорка благодарности. Её губы чуть дрогнули, словно она не знала, как правильно сказать эти слова.
— Не за что, — ответил он, смотря на неё, и не мог не улыбнуться.
Но в её глазах уже опять светилась та же высокомерная холодность. Она смотрела на него так, словно он был просто инструментом, чем-то временным, чем можно воспользоваться. Она скользнула по нему взглядом, словно он был просто частью интерьера, мелкой помехой, которая неожиданно оказалась полезной. И всё же, несмотря на её холодность, он увидел там что-то ещё. Она не такая какой хочет казаться…там на дн ее глаза прячется униженная испуганная девочка, которая отличается от всех и очень страдает. Он не понимал, почему его так тянет к ней. Может, её скрытая сила, её уязвимость, которую она так тщательно скрывала.
Он помог ей подняться по ступенькам, затем открыл дверь, и заметил, как её рука коснулась его пальцев. На мгновение они замерли, и он ощутил лёгкое прикосновение её кожи к своей. Глаза встретились с его, и в этом взгляде была какая-то странная смесь горечи и смущения.
— Тебе не нужно было этого делать, — сказала она, но её голос звучал уже тише, мягче.
— Мне хотелось, — ответил он просто, и увидел, как она снова замерла, как будто не знала, что ответить.
- Госпожа Маргарита! – воскликнул дворецкий и тут же подхватил ее под руку.
А Начо завёл машину и тронулся с места, чувствуя, как его сердце стучит сильнее. Он не знал, что это было — просто желание помочь или что-то большее. Но он хотел увидеть её снова. Хотел понять, что скрывается за этим взглядом, что заставляет её быть такой холодной и колючей. Он не знал, что она думала о нём, пока они ехали, но чувствовал, что эта встреча что-то изменила. Может быть, не для неё. Но для него — точно.
Глава 17
Рафаэль стоял у окна и смотрел на пустынные улицы Сан-Лоренцо, скрытые под покровом ночи. Всё в этом городе раздражало его: тишина, старые дома, узкие улочки, эти выжженные, покосившиеся здания. Здесь не было ничего, кроме грязи, лицемерия и… неё. Анжелики. Его жены. Которая, чёрт побери, никогда не была ею по-настоящему.
Тупая девчонка. Она была обязана принадлежать ему — он всё для этого сделал. Заплатил её матери, подтёр грязное прошлое, вывел их из долгов. И что он получил взамен? Холодную, неприступную куклу с глазами, полными отвращения. Каждый раз, когда он подходил к ней, она замирала, как животное, которое готово сбежать при первом движении. Твою мать. Это его бесило до дрожи.
И вот, как будто этого мало, появился он. Падре Чезаре. Рафаэль замечал, как на него смотрит Анжелика, когда этот «святой отец» стоит в церкви, разводит свои бла-бла-бла о прощении и покаянии. Как будто он действительно был кем-то важным. Как будто он, Рафаэль, не её муж, не единственный, кому она должна принадлежать. Нет, она смотрит на этого ублюдка в рясе, как будто тот единственный человек в её жизни, кто её понимает.И не просто смотрит, а смотрит с похотью, с диким желанием. Или у него, мать вашу, галлюцинации.
Рафаэль сжал зубы, чувствуя, как в голове поднимается тёмная волна. Он бы разорвал Чезаре на месте, только бы уничтожить этот блеск в глазах Анжелики. Чтоб она знала, на кого ей можно и нельзя смотреть.
С каждой новой мыслью о Чезаре его ярость становилась всё более невыносимой. Этот проклятый падре. Человек без лица, без истории, но с каким-то странным, леденящим взглядом, которым он так часто окидывал Рафаэля, будто видел его насквозь. Как будто знал о нём всё. Рафаэль чувствовал, что за этой маской смирения и святости прячется кто-то другой, и эта мысль свербила в его мозгу, не давая ему покоя.
Ну и кто же ты, падре? Ты не такой, каким себя выставляешь. Не святоша. Не праведник. Ты — заноза в моей заднице.
Прошло несколько недель с тех пор, как Рафаэль отправил Мауро, своего единственного человека, который умел оставаться незамеченным и приносить интересные новости. Рафаэль не мог доверить это никому другому. Мауро был не просто подчинённым — он был его "Тенью". Человеком, который всегда оставался незамеченным и тихим, но знал, как выудить правду даже из самых упрямых ублюдков. Если кто-то и мог вырвать секреты из закромов Конгрегации Священной Истины — высшего органа духовенства, который, словно паук, держал в своих сетях информацию о каждом священнике, — так это был Мауро.
Рафаэль был готов на всё, чтобы узнать правду о Чезаре. Платить, угрожать, давить на слабых и шантажировать сильных. Лишь бы добыть эту истину, которая свербила в его сознании, как гвоздь, забитый прямо в мозг. Какого чёрта этот "священник" понадобился Анжелике? Что она видела в нём? И почему, при каждом взгляде на этого ублюдка, у Рафаэля внутри начинало клокотать животное, бешеное желание уничтожить его? Взгляды Анжелики, украдкой брошенные на падре, её бледное, загадочное лицо… Нет, он не мог это терпеть. Он не мог позволить, чтобы какая-то хрень в рясе нарушала его контроль.
В конце концов, через несколько дней, когда его терпение уже было на грани, Мауро вернулся. Рафаэль заметил его в дверях, и сердце его резко забилось: он знал, что Мауро пришёл не с пустыми руками. В руках "Тени" была тонкая, казалось бы, непримечательная папка. Но Рафаэль чувствовал, как напряжение внутри него усиливается с каждым шагом Мауро по комнате. Внутри этой папки было нечто весьма интересное.
Мауро молча положил досье на стол и, как всегда, растворился в тени, оставив Рафаэля наедине с его одержимостью. В комнате повисла тишина — густая, тягучая, как мёд, и невыносимая, как яд. Только его собственное дыхание, тяжёлое, резкое, вырывалось в пространство.
Рафаэль провёл пальцами по обложке папки. Он мог бы поклясться, что чувствует её пульс — как будто эта бумага была живой, как будто она трепетала под его ладонью, обжигая, подчиняя его себе. Он откинулся назад в кресле, закрыв глаза на мгновение. Соберись. Ты получишь ответы. Ты сорвёшь маску с этого Чезаре, кем бы он ни был. Ты вытащишь его потроха на свет, если придётся.
Открыв глаза, он резко распахнул папку и начал просматривать страницы. Бумага, по которой мимо мелькали строки. Даты, названия городов, формальности, сухие факты — он пробегал по ним взглядом, не замечая ничего, не задерживаясь, будто был зверем, чующим добычу и готовым ждать сколько угодно ради финального броска. В его сознании пульсировала единственная мысль: должно быть что-то ещё, где-то здесь, за этой бумажной завесой прячется правда.
