Тоби поднял световой меч, что, разумеется, сводило Танка с ума. Мопс с яростным рычанием принялся бегать вокруг стола, очевидно, тоже считая себя джедаем.
– Наполеоновский комплекс, – пояснил Джош. – Он считает себя гораздо большей собакой, чем на самом деле.
Тоби схватил оладью, бросил на стол и скатал, прежде чем окунуть в сироп и сунуть в рот.
– Вилка, – напомнил Джош.
Тоби вздохнул и уронил меч, чтобы взять вилку.
Рычание Танка резко оборвалось, когда меч упал на пол. Пес с испуганным фырканьем выбежал, задрав хвост.
Тони, держа вилку в одной руке, другой схватил оладью.
Джош постучал по забытой вилке и, повернувшись к Грейс, сделал знак, что хочет поговорить наедине.
Он повел ее на задний двор и закрыл дверь.
Она заглянула в кухонное окно, проверить, пользуется ли Тоби вилкой. Но сегодня жалюзи были опу-щены.
– Вот в чем дело, – начал Джош. – Я лгал, что потребуется час или два.
Грейс стремительно развернулась.
– Значит, не я одна пойду в ад?
Джош запустил пальцы в волосы, отчего они встали дыбом. Он был так широкоплеч, что заслонял солнце, а поднятые согнутые руки распирали рукава рубашки.
Неожиданно он снова уронил руки, словно они весили целую тонну.
– Послушайте, говоря по правде, я опаздываю. У меня пациентов больше, чем я могу принять. От сестрицы меня скоро инфаркт хватит. Мне нужно, чтобы кто-то посидел сегодня с Фасолькой. А вам нужны деньги. Кроме того, он хороший парнишка, действительно хороший, хотя отказывается пользоваться вилкой и говорить по-человечески. При этом он прекрасно лает и ловит пауков.
Грейс насторожилась.
– У вас есть еще пауки?
– Нет, – тут же ответил он. – Никаких пауков.
– Вы сказали «пауки». И я видела одного, большого, в боковом дворе, в вентиле разбрызгивателя.
– Он отправился зимовать на юг.
– Сейчас лето.
– Решил первым покинуть город.
– Это же нужно так врать!
Но она должна была признать: прозвище Фасолька – это здорово.
А отец Фасольки – вообще супер, хотя он наверняка возразит против такого эпитета.
Джош говорил спокойно и тихо, но каждое произнесенное слово выдавало владевшее им напряжение. Не говоря уже о том, как, по-видимому, ему противно просить о чем-то у нее.
Она знала, что такое гордость. Господи, как хорошо она это знала! Но если серьезно, действительно ли она согласилась сидеть с Тоби только потому, что Джош оказался в безвыходном положении?
«Нет, – твердил голосок у нее в голове. – Все потому, что он такой сексуальный…»
Джош не двигался. Не вздыхал с облегчением. Но глаза потеплели.
– До восьми часов самое позднее.
Еще пять часов. Грейс понятия не имела, что делать с ребенком целых пять часов.
– Предложи снова ее поцеловать.
Они обернулись. Дверь была приоткрыта. Чей-то глаз смотрел в щель. На уровне бедра Грейс.
Анна. В инвалидном кресле.
– Простите. Но корабль отплыл, – сказала ей Грейс.
Анна фыркнула.
Джош захлопнул дверь у нее перед носом и все время разговора придерживал рукой.
– Простите.
Он подался к ней, вынуждая стать третьей в сандвиче: Джош-дверь.
Если подумать, совсем не плохое место.
– Значит, – выдохнула она, – до восьми?
– Да, но есть и «но».
– И какое же?
– Это не только сегодня.
Все равно что ведро ледяной воды на голову.
– Что?
– Мне нужна помощь до конца недели. С двух до восьми или чуть подольше.
– О Господи, Джош!
Всю неделю?
– Не знаю.
– Я найму няню вам на смену. Уже дал объявление. Вы с Тоби можете принимать кандидаток и таким образом сэкономить время. Я попрошу Анну следить за ним, но она и так занята с Тоби рано утром и поздно вечером. Кроме того, она совсем ненадежна, а Тоби многое испытал.
– Джош…
– Тысяча баксов, – перебил он.
О Господи…
– Да или нет, Грейс?
Он весь, как жесткое неподатливое сухожилие, покрытое двойным слоем тестостерона. Но в этот момент трудно сосредоточиться на его неотразимой привлекательности, которую так и хочется съесть… как бы неправдоподобно это ни звучало.
– Тысяча долларов? – ошеломленно повторила она. – За половину недели? Вы это серьезно?
– А кроме того, проживание и питание. За моим бассейном есть гостевой домик. Там жили две наших няни, кроме самой последней. Она была замужем. Домик маленький, всего семьсот пятьдесят квадратных футов, но мебель есть.
Грейс покачала головой, уже зная, что сдается. Она жила в местной гостинице, которая очень ей нравилась. Гостиницей управляли три сестры: Тара, Мэддл и Хлоя, чудесные женщины, но беда в том, что им следовало платить день в день, иначе они могли беспощадно выставить должника.
– У меня на этой неделе новые собеседования.
«Будем надеяться».
– Мы можем все утрясти, – пообещал он.
Она кивнула. Но думала о том, что он изумительно пахнет. Даже лучше, чем шоколад. Так вкусно, что хочется его укусить.
И не подошел ли он еще ближе?
Она откинула голову, чтобы взглянуть в эти теплые глаза цвета шоколада мокко. Да. Он подошел ближе, и при желании она могла бы его укусить. Но Грейс будет хорошей девочкой.
– И некому из родственников помочь вам?
Она знала, что его отец умер. Но больше ничего.
– А ваша мама или другие сестры… или мама Тоби?
– Мои родители умерли. И у меня нет ни братьев, ни сестер, кроме Анны. И я не знаю, где мама Тоби.
Его лицо превратилось в бесстрастную маску. Которую невозможно разгадать. Однако разгадать его мысли нетрудно. Парень попал в сложную ситуацию, не имея никакой поддержки. Может, она просто дурочка, но было нечто столь привлекательное в том, что человек воспитывает ребенка, сестру, ведет медицинскую практику и делает все, что в его силах, лишь бы его мирок жил.
– Хорошо, – тихо сказала она. – Я согласна. Не уверена насчет гостевого домика. Но дам вам знать. И буду присматривать за Тоби до конца недели.
Она ожидала, что он отступит и освободит ее. Но он этого не сделал. Все, что она видела сейчас, – его необъятно широкую грудь.
– И последнее, – добавил он.
Интересно, так же он хорош без одежды?
– Что?
– Корабль уже отплыл? – спросил он, повторяя ее слова, сказанные Анне.
Она снова подняла голову.
– Я хотела сказать, что мы уже договаривались. И целовались, помните?
