– Не думаю, – ответил Костя, – стекло лоджии слегка затонировано, свет не включаем, да и темно уже. Не говоря уж о том, на каком мы этаже.
Я высунула голову и огляделась:
– А соседи нас видят?
Практически на каждой лоджии виднелись чьи-то головы. Так же, как и мы, люди ждали начала салюта. Кое-где вспыхивали огоньки сигарет, выхватывая из темноты лица, и тогда можно было даже рассмотреть – мужчина это или женщина. Люди пили вино, обнимались, мы слышали их голоса, смех…
– При желании, конечно, можно увидеть, но не все же такие любопытные, как некоторые, – поставив акцент на последнее слово, сказал Костя.
Я повернулась, готовая ответить что-нибудь поострее на его шутку, но его губы как будто ждали моих, пахнущих вином и жаждущих горячей ласки поцелуев. Его поцелуи были разными – то он нежно-нежно чуть касался уголков моих губ, то целовал верхнюю губу, словно пил маленькими глоточками нектар моей любви, то наоборот целовал страстно, жадно, ненасытно, обхватывая своими горячими губами мои, от чего голова кружилась сладко-сладко и хотелось, чтобы это длилось вечно. Затем мы стояли, глядя на залитый огнями город, словно на корме корабля в фильме «Титаник». Я – впереди, Костя – сзади, обхватив меня за талию и прижимаясь ко мне. Внизу – людское море, вверху – только небо и звёзды. Если долго смотреть вниз – а возможно ещё и бокал вина сыграл свою роль – то немного начинает кружиться голова, и кажется, что небоскрёб, словно огромный корабль, чуть покачивается на волнах.
Костя сильнее прижался ко мне, словно желая согреть. Через тонкое платье я совершенно отчётливо слышала биение его сердца. Казалось, оно поселилось рядом с моим, и теперь они бьются в унисон. Я откинула голову назад, на его плечо, и стала смотреть в небо, на звёзды. По движению его руки и по тому, как он чуть отстранился от меня, я поняла, что он хочет сделать. Он расстёгивал пуговицу и ремень на своих джинсах. Я завела свою руку назад и почувствовала его горячий член. Он был ещё не совсем возбужденный, но именно это состояние так нравилось мне – достаточно большой, но ещё не твёрдый. Держать его в руке, чувствуя, как он словно оживает, наливается желанием, становится тяжелым в предвкушении удовольствия, возбуждало меня неимоверно сильно. Вообще не пойму, почему, оценивая его, обычно говорят только о длине или толщине? А я люблю почувствовать его тяжесть на своей ладони, когда он ещё не совсем возбуждён, не совсем твёрдый, когда по тысячам капилляров в него устремляется кровь, делая его горячим, большим, упругим. Держа его в таком состоянии на ладони, уже понимаешь, насколько он хорош, сколько удовольствия он может подарить тебе.
Костя, почувствовав с каким наслаждением я трогаю его, ласкаю своей горячей ладонью, замер, давая мне получить максимум удовольствия. Мы знакомы всего два дня, не считая переписки, но насколько тонко мы чувствовали друг друга в каждом движении, в каждом прикосновении. Это просто поражало и удивляло меня! Удивляло и радовало. Я была на седьмом небе от счастья! Костя встал рядом со мной, мы оба опёрлись локтями об алюминиевый каркас открытого окна и смотрели вниз, где людей в ожидании салюта становилось всё больше и больше. Его открытая ладонь легла на мою спину, слегка массируя её. Движения были лёгкими, приятными, расслабляющими. Я прогнулась, чуть ли не мурлыча от удовольствия. Слегка нажимая на позвоночник, его ладонь опускалась вниз, повторяя изгиб моей спины. Пальцы его ладони были сжаты вместе, пройдя по округлости моих ягодиц, она скользнула под короткую юбку и улеглась между моих слегка расставленных ног. Создавалось ощущение, как будто я сижу на мягкой «сидушке» велосипеда. Костя слегка согнул пальцы, и они оказались на моём клиторе.
– Может, нам лучше сразу уйти в спальню? – прошептала я. – Долго я так точно не выдержу. Лучше не начинай, а то салют мы так и не увидим, – то ли шутя, то ли всерьёз тихо произнесла я. А в это время моя рука нашла в темноте его член, уже твёрдый от возбуждения, и стала сжимать, слегка двигая кулачком. Я не могла оторваться от этого наслаждения, не могла убрать свою руку, одновременно хотела, чтобы и его ладонь оставалась между моих ног.
– Кать, по-моему, это называется петтингом, – еле слышно вымолвил Костя, прикрыв глаза от удовольствия.
– Чёрт его знает. Наверное, да, – шептала я. – Но как бы это ни называлось, я просто улетаю!
– А тебя не смущает, что совсем рядом люди, которые могут услышать, а, возможно, даже и увидеть, чем мы с тобой тут занимаемся? – спросил Костя, целуя мой висок, моё ухо, шею.
– Нет, – перейдя совсем на шёпот, ответила я. – Меня это даже возбуждает.
Я почувствовала, как от моего ответа Костины губы стали ещё суше, дыхание участилось, а член – совсем влажный.
– Хочешь, я расскажу тебе одну историю? Уверена, она понравится и возбудит тебя до предела. Хочешь? – шептала я ему на ухо тихим, сексуальным, слегка наглым шёпотом, от которого у самой по коже пробежали мурашки.
– Да, хочу. Очень, – ответили его губы, целуя меня.
– Обними меня. Я хочу, чтобы ты был совсем рядом, слышал моё сердцебиение, каждый мой вздох, каждое моё слово. Это было в институтской общаге на третьем курсе, – тихо начала я свой рассказ. – Прошло уже несколько лет, но почему-то я вспомнила об этом именно сегодня. Интересно, что мне напомнило ту ночь? Может, то, что мы стоим сейчас с тобой почти обнажённые, ты целуешь меня, твои пальцы ласкают мой клитор, а совсем рядом – люди, вот здесь, за этой тонкой стенкой. Я слышу их голоса, смех… Если закрыть глаза, то кажется, что нет никакой стенки, а они рядом с нами, в одной комнате. Так было и в ту ночь.
К моей подруге пришёл её парень. По-моему, его звали Игорь, хотя это и неважно сейчас. Денег на гостиницу не было, поэтому они встречались урывками, где придётся. В общем, в тот вечер я была в общаге, шёл дождь, и я не могла даже уйти в кино или просто погулять. Короче, после смущений и разных намёков типа «дождь, идти до метро далеко» решили, что, в принципе, если он останется, то не особо стеснит меня. И вот они легли на своей кровати, а я на своей. Поболтали пять минут, и я стала зевать, всем своим видом показывая, что ужасно хочу спать. Пожелав спокойной ночи, я отвернулась к стенке. Лежу. Они что-то там шушукаются, ну а я, естественно, не могу заснуть. Не знаю, насколько мне это удалось, но я сделала вид, что заснула. В полной темноте и тишине слышу их поцелуи и движение рук. Сама лежу, затаив дыхание, мысленно рисуя, где сейчас его руки, как он её трогает. А то, что он её ласкает, легко можно было догадаться по её дыханию, еле-еле слышному постаныванию. Они тихо шептались. Я улавливала только её чуть слышное: «Тссс, подожди немного, не торопись», «Тише, тише, она ещё не крепко заснула». Я почему-то слышала только согласные буквы и, в основном, шипящие. Эти буквы, звуки, почти неслышные слова, шёпот, возбуждали меня. Открыв рот, я пыталась успокоить своё бешеное сердцебиение, дышала тихо и глубоко. В этот момент я подумала, что, слава Богу, в общаге не до накрахмаленных простыней и они не шуршат от моей руки, медленно опускающейся вниз.