– Я что-то не заметил никаких камер у бассейна, – признался он.
– Но ты и не мог их заметить. Они вмонтированы в лампы освещения бассейна, это волоконная оптика.
Вот так удача! Все складывалось проще, чем он ожидал. Ее технические познания были под большим вопросом, но главное – заставить ее говорить.
– Если это волоконная оптика, то тогда камеры, спрятанные в лампах бассейна, передают информацию непосредственно на экраны, – подначил Джек.
– Не знаю, хотя, наверное, ты прав. Но это детские игрушки по сравнению с контрольными мониторами в комнате Лейка. Там их у него целые ряды и… – Она, вдруг насторожившись, замолчала. – А почему тебя интересует охранная система особняка?
Он уклонился от ответа.
– Я только сказал, что охранник вел себя глупо. Ты сама подняла остальные вопросы.
Гас вновь занялась своим туалетом, пытаясь стереть грязь на ногах подолом майки. Она обнажала бедро все больше и вдруг приостановилась, неуверенно, взглянула на Джека и нахмурила брови.
– Так все-таки что же тебе во мне не нравится? Давай разберемся по отдельности. К примеру, мои ноги, как они тебе?
Он внимательно оглядел ее всю.
– Не сомневаюсь, что у тебя красивые ноги, особенно если их отмыть от грязи.
– Ну а мои груди?
– Не сомневаюсь, они тоже очень хороши.
– Ты же их видел, – напомнила она.
– Их трудно не увидеть, они невероятные.
– Мне уже раньше говорили, что они невероятные.
Он безразлично пожал плечами.
– Они у тебя настоящие?
Гас возмущенно фыркнула и начала стягивать с себя футболку, чтобы он снова мог удостовериться в их подлинности.
При этом она как бы случайно бросила на него обжигающий взгляд, от которого у него перехватило дыхание. Прямое попадание, отметил он. Так говорили они в далекие школьные годы.
Она сидела, как индеец, скрестив ноги, и он видел очень белую, нежную верхнюю часть ее бедер и почему-то вообразил ее на беговой дорожке. Ну и длиннющие же у нее ноги, можно подумать, что они растут прямо из шеи. Что же касается бедер, то, пожалуй, это была единственная незапачканная часть ее тела, за исключением влекущего темного треугольника между ними. Господи, он не раз нарушал закон, но это было первым похищением на его счету. Надо думать, оно будет и последним, и заслуга в этом принадлежит ей одной. Она навсегда излечит его от этого гибельного занятия.
Он предостерегающе поднял руку, чтобы остановить ее дальнейшие действия.
– Одного раза достаточно, я уже все видел, спасибо.
– Какой ты учтивый! – похвалила она. – Между прочим, я заметила, что ты вовсе не ледяной.
Гас вмиг повернулась и сбросила с кровати на пол те самые злополучные джинсы. Затем упала на кровать, словно показывая, что собирается спать. Она еще долго вертелась и вздыхала, устраиваясь поудобнее под плащом, и наконец легла на живот, уткнувшись носом в рваный матрас.
«Чтоб ей задохнуться», – пожелал он про себя.
Такая возможность показалась ему мрачной, но притягательной, впрочем, притягательной теперь казалась ему и сама Гас, как он был вынужден признать с сожалением. Дело было не только в физическом обаянии, изумлял сам стиль ее поведения. Она была не просто женщиной, а целым мероприятием. Спектаклем, вроде новогоднего фейерверка. От нее было больше шума и грохота, чем от взрыва пороховой бочки, и тем не менее вопреки всей пиротехнике она была необычайно умна и проницательна. И к тому же еще настоящая красотка, хотя ему и претило это слово. Он не хотел задумываться над тем, сколь искусна она в любовных играх.
Он гнал от себя подобные мысли.
Теперь, хотя Джек смотрел не на нее, а в потолок, он вновь ощутил беспокойство. Не подчиняясь разуму, его тело жило своей отдельной, самостоятельной жизнью, полной ожидания встречи. Его руки нервно подрагивали, – а прежний слабый намек, искра желания теперь перерастал в нечто более серьезное, голодное и опасное. Когда в последний раз он был с женщиной?
Очень и очень давно. Но, самое главное, Джек не мог припомнить, когда он этого хотел.
«Вот что, Кэлгейн, советую тебе не смешивать работу с личными чувствами, – напомнил он себе. – Ты сделал это всего один раз в жизни и обрек на гибель все дорогие тебе существа».
Джек твердил себе об опасности, предостерегал от опрометчивых шагов, напоминал, зачем он здесь и чему отдал последние пять лет жизни. Он выдержал и не сорвался благодаря своей воле и еще благодаря своей одержимости, желанию добиться торжества правосудия.
Тем не менее он не мог не слышать зова своего тела. Что это было? Просто голод? Но неудовлетворенный голод терзал его много лет. Если быть искренним с собой, то у него был волчий аппетит, он истомился по женской ласке. Джек повернулся на другой бок, чтобы не видеть ее, и снова тяжесть, снова боль, которая началась в плечах, в мускулах и, спускаясь все ниже, достигла чресел. Он был охвачен огнем, тело и мускулы изнемогли в бездействии и требовали работы. Он понял, что вряд ли ему сегодня удастся заснуть.
Гас просыпалась несколько раз за ночь, и всякий раз ее взору представали странные, непонятные картины. Похититель не спал, или ей это только чудилось, и занимался необъяснимыми вещами. Когда она проснулась в первый раз, он сидел в кресле-качалке с банкой пива в руках. Он не пил пиво, да и не мог этого делать, поскольку банка даже не была открыта. Он смотрел на нее, как изнывающий от жажды путник смотрит на отравленный колодец, боясь утолить жажду.
Удивительно, мелькнуло у нее в голове, что он привез с собой столько пива, но не собирается его пить. Пожалуй, даже намеренно лишает себя этого удовольствия.
Во второй раз она не спала, а лишь пребывала в дреме, и, открыв глаза, увидела его в зеленоватом свете, исходящем от портативного компьютера. Он сидел за столом перед экраном, пленник мертвого электронного сияния, из которого не мог вырваться, и его пальцы бесшумно и сосредоточенно бегали по клавиатуре с пугающей четкостью автомата. Что-то жуткое было в этом видении, что-то необъяснимое, чего она не могла понять.
Как тогда, когда он созерцал, банку пива.
Когда Гас проснулась в последний раз за эту ночь, он предстал перед ней в сонном неясном золотистом тумане. Он все еще сидел за столом, но на этот раз в его руках поблескивал нож…
Он вырезал что-то из дерева, догадалась она. Он что-то строгал.
Постепенно Гас разглядела все подробности удивительной сцены. Он работал над чем-то очень небольшим, но замысловатым, неким сооружением, детали которого, казалось, были не толще занозы, которую она извлекла из своей ноги. Это был замок, волшебный замок. Но что больше всего поразило Гас, так это то, что он вырезал миниатюрный замок с помощью похожего на мачете ножа, того самого грозного оружия, которое носил у пояса. Огромный блестящий нож сиял золотом в свете керосиновых ламп, и вся сцена рождала в памяти крепких закаленных мужчин из рекламы сигарет «Мальборо». Похититель мог быть одним из них, если бы не особое, присущее ему одному качество, несвойственное бравым парням в рекламе сигарет. Налет грусти, который всегда лежал на его лице, превращал его в стоика, человека, сжившегося с болью, ставшей для него неотъемлемой частью жизни.
