Если когда-нибудь слово «журналистка» произносилось как синоним исчадия ада, то это случилось в данный момент. Я смотрела на Лин и ее мать, открыв рот, в полном шоке. В этой сумятице я совершенно не могла понять, о какой моей вине идет речь.
— Мама, Си-Джей здесь ни при чем. Я тебе сто раз объясняла. Если я упомянула что-то, о чем она писала в своей колонке, это не предполагает ничьей вины. Когда я говорю о независимости, я имею в виду, что женщина не должна быть ковриком, о который вытирают ноги у двери. Вот почему я расторгла помолвку с Полом. — Лин схватила мать за руки, умоляюще глядя на нее в надежде на понимание. — Я не люблю его, мама. Нужно любить мужчину, за которого ты, в конце концов, собираешься выйти замуж. Можешь ты это понять?
Женщина фыркнула и рывком освободила свои руки.
— Любовь! Что это такое? Брак — вот что составляет надежность и гордость семьи, не любовь. Ты обычно не разделяла тех глупых взглядов. Это она во всем виновата, — повторила мать Лин, снова показывая на меня.
Наконец я обрела голос:
— Миссис Лю, мне очень жаль, что вы понимаете это таким образом. Я не сделала ничего, что могло бы навредить вашей семье. Но вам нужно понять Лин. Она должна полагаться на себя…
Миссис Лю разразилась в мой адрес неистовой тирадой. Лин продолжала извиняться за предсказания, состряпанные ее матерью с явным умыслом навести на меня какое-то злое колдовство. Но их голоса звучали как-то глухо, и в результате управление взял на себя мой мозг.
Мой, надо признать, заторможенный мозг.
Полагаться на себя…
Вот к чему нужно было прислушиваться постоянно. Нужно было полагаться на себя. Мне нужно было найти мужчину, который полюбил бы меня такую, какая я есть. Не такую, какой я могла себя изображать.
Следуя по пятам за этим откровением, я приняла решение. Я одарила Лин и миссис Лю самой сердечной улыбкой, на какую только была способна.
— В самом деле, я так сожалею. Правда. И я надеюсь, вы сможете во всем разобраться. У вас замечательная дочь, миссис Лю. Она действительно всеми силами пытается помочь вам понять ее выбор. Я уверена, вы способны любить ее так же сильно, как она любит вас, и найти для себя путь к согласию. Ну, а мне нужно идти.
Я повернулась и практически выбежала из ресторана, оставив их всех стоять с открытыми ртами.
Паоле я все объясню позже, а сейчас мне предстояло сделать нечто более важное. Полагаясь на себя.
Как только я произнесла: «Привет!», мы с Эроном почти сразу же сказали в унисон:
— Нам нужно поговорить.
Мы оба принялись смеяться. И мы оба, похоже, были взволнованы. Прежде чем у меня было время осмыслить это, я перехватила инициативу:
— Сначала я. Дело в том, что… — Я стала рассказывать ему о своих чувствах и о том, что я не могу пойти с ним на уик-энд. Все это время на другом конце линии сохранялось полное молчание. Наконец я произнесла последнюю фразу: — Я действительно очень сожалею. Но мы можем по-прежнему оставаться большими друзьями, если вы согласны, Эй-Джей.
Я ждала его ответа, затаив дыхание. Прекращать отношения по телефону с мужчиной, называющим тебя своей судьбой, ужасно неприятно. Но я не могла поддерживать в нем ошибочное представление ни минутой дольше. К тому же я не хотела, чтобы он строил дальнейшие планы в отношении нашего теперь уже отмененного уик-энда.
Молчание затянулось. Когда я набрала побольше воздуха в легкие и попыталась объяснить ему все это помягче, он заговорил:
— Гм… Си-Джей?
— Да?
— Дружище, раз вы так хотите, ну что ж. Но могу я, как прежде, прийти в субботу на барбекю? У меня с вашими братьями намечен потрясающий матч на икс-боксе [8] .
Дыхание, сдерживаемое мной, вырвалось со свистом на волне смеха. Я вздохнула с облегчением.
— Значат ли сии слова, что я не разбила вам сердце или что-то в этом роде? Можно ли понимать это как отступление от судьбы?
— Да! — засмеялся Эй-Джей. — Я слишком увлекся той самой судьбой, не правда ли? Во всяком случае, я собирался вам кое-что сообщить. Я познакомился сегодня на ЛФК с очаровательным доктором. И если вы не возражаете, я хотел бы пригласить ее пообедать со мной в пятницу.
Я улыбнулась и окончательно расслабилась. (Даже, несмотря на то, что крошечная частица моего «я», признаться, разозлилась, что он так легко меня оставляет.).
— Конечно же, я не возражаю. Мы хорошие друзья, помните? Как насчет того, чтобы привести ее с собой в субботу, чтобы мы все могли с ней познакомиться? Только приготовьтесь к тому, что мои братья будут дразнить вас, что теперь вы практически становитесь членом семьи.
— Мне это по душе. Я всегда мечтал иметь братьев и сестер. Слушайте! Вы можете стать моей старшей сестрой! У меня никогда ее не было.
— Осторожнее со словом «старшая», приятель, а то я уложу вас на лопатки и защекочу, — сказала я самым суровым тоном.
Он только засмеялся:
— Си-Джей! Дружище! Я безумно рад, что послал вам свои носки.
— Я тоже, Эрон. Я тоже.
Хорошо. С одним покончено, с другим — еще предстоит. И, расправив плечи, я отправилась искать Хью. Но когда я вышла из своего кабинета, проход мне загородили Паола с Биллом.
— Уйди с дороги! — кричала она. — Я не собираюсь перед тобой извиняться за «мерзавца». Забудь думать! — После этого моя подруга выдала длинную тираду, которая напоминала какое-то нешуточное дьявольское проклятие на итальянском.
Очевидно, это был мой день для обучения многоязычным ругательствам.
Билл улыбнулся, но эта улыбка не была похожа на ту, что я видела когда-либо раньше. Тактичный, приветливый Билл испарился. На смену ему пришел мужчина, который выглядел очень решительным и чуточку грозным. Он опустил руки Паоле на плечи и заглянул ей в глаза.
Теперь на них смотрел весь наш отдел, собравшийся в холле.
— Паола, замолчи, — сказал ей Билл спокойно, но вместе с тем достаточно громко, чтобы голос его смог заглушить ее нападки. Паола запнулась на полуслове и от неожиданности замолчала. Шокированная, она смотрела на него расширившимися глазами.
Он схватил ее за руку и потащил на середину комнаты. Все мы сгрудились вокруг них, точно папарацци вокруг Брэда Питта. Билл выбрался на широкую площадку между секторами спорта и новостей, по-прежнему держа Паолу за руку, и резко остановился. Затем взял ее за плечо и посмотрел в глаза.
— Тебе нужен выдающийся жест, Паола? Хорошо, получай. Настоящим, в присутствии всех, с кем я работал здесь последние десять лет, торжественно заявляю, что я тебя люблю. — Его декларация сопровождалась множественным вздохом и жидкими хлопками. Но Паола молчала, изумленно глядя на него. Тогда он продолжил: — Я люблю в тебе все. Твою личность, сверкающую как бриллиант. Твой юмор. Твое великодушие и преданность друзьям. И еще — да! — твою душу, которая светится, как горящий древесный уголь. Я люблю тебя, Паола. Так что прими это как данность.
